Борис Деревенский. Труды

Б. Г. Деревенский

О МЕСТОНАХОЖДЕНИИ ГОЛГОФЫ
И ГРОБНИЦЫ ХРИСТА

1. Что ранние христиане знали о месте распятия и погребения Христа?
2. Церковное открытие Голгофы и Гроба Господня
3. Дополнительная легенда о могиле Адама
4. Результаты археологических исследований
5. Анализ евангельских данных
6. Альтернативные гипотезы
7. Местоположение Голгофы зависит от местоположения претория Пилата
8. Местоположение Голгофы зависит от конфигурации «второй» стены
9. Местоположение Голгофы зависит от направления главных дорог библейского Иерусалима

1. Что ранние христиане знали о месте распятия и погребения Христа?

        Довольно долгое время, вплоть до IV века, христиан, по-видимому, не очень интересовали Голгофа и гробница Христа как осязаемые материальные объекты. В сочинениях до-Никейских церковных писателей содержатся рассказы о распятии, погребении и чудесном воскресении Иисуса, об этом говорится много и охотно, широко цитируются новозаветные и ветхозаветные писания, но при этом никто из авторов не дает каких-либо указаний насчет местоположения объектов, связанных с последними днями земной жизни Христа, в том числе того места, где Иисус был распят, и того места, где он был погребен.
        Ранние христиане гораздо больше значения придавали духовному значению евангельских событий. «Ведь всякий, к кому пришел Христос, — писал Ориген, — более не поклоняется Богу ни в Иерусалиме, ни на горе самарян, но, узнав, что Бог — Дух, духовно служит Ему в духе и истине (Ин 4:24) и уже не образно поклоняется Отцу и Творцу всего» (Комм. на Ин, I, 35). В другом своем сочинении Ориген заметил: «Спаситель ответил, что желающий следовать Господу должен оставить предрассудок относительно преимущества мест... В самом деле, те, которые поклонялись Богу в Иерусалиме, служили собственно тени или образу, и, следовательно, почитали Бога не истиною и не духом» (О началах, I, 1, 4). Под словом «образно» (de. tupikw/j) понималось поклонение образу, форме, т. е. то поклонение, которым, по мнению христиан, отличались от них иудеи. Поклонение в Иерусалимском храме рассматривалось как формальное («образное») поклонение, в противовес которому христиане поклоняются Отцу в духе и истине, и поэтому не нуждаются в храме, в священных предметах и вообще в каких-либо материальных атрибутах культа. «Всевышний не в рукотворных храмах живет», — утверждается в Деяниях апостолов (7:47). На вопрос римского судьи «где вы собираетесь?» мученик Иустин в 165 г. ответил: «каждый выбирает то место, какое ему угодно; отчего ты полагаешь, что мы встречаемся в каком-то определенном месте? Это не так, ибо Бог христиан не ограничен местом; Он невидим, объемлет Собою небеса и землю, и повсюду почитается и славится верующими» (Мученичество Иустина и других, 2)¹.
        Иными словами, отсутствие у до-Никейских писателей указаний на местонахождение объектов, связанных с земной жизнью Христа, в частности, Голгофы и гробницы, отнюдь не случайно. У ранней Церкви отсутствовали не только святилища и материальные объекты поклонения, но и то, что впоследствии было названо «святыми местами». «Святое место является чистой душой», — подчеркивал Ориген (Гомил. на Лев, 13, 5). Ему вторил Иероним Стридонский: «Истинный храм Христов — душа верующего; украсьте ее, оденьте ее, предложите дары ей, приветствуйте в ней Христа» (Письма, 58, 7).
        Поклонение образу, «иконе», а также освящение предметов и мест, связанных с культом, — явление, совершенно естественное для древних религий, — было в конце концов усвоено и христианством. Но не в период ранней Церкви. Первые христиане решительно противостояли тому, что протопресвитер А. Шмеман назвал мистериальным культом. «Ранний христианский культ, — писал он, — не только лишен главных черт мистериального культа, но можно не преувеличивая сказать, что ранняя Церковь сознательно и открыто противопоставляет себя мистериальной религиозности и свое богослужение — культам мистерий»². Действительно, мы видим глубокое отвращение, испытываемое ранними христианами к всякого рода мистериям, справляемым в эллинистических храмах, и вообще к храмам и гробницам эллинистических богов. «Египтяне, — читаем у одного из первых христианских апологетов Афинагора (II в.), — показывают не только гробницу Осириса, но и то, как он набальзамирован. Когда к ним приносят труп, то они показывают принесшим деревянные изображения умерших, отделанные посредством живописи; и превосходнейшим называют изображение того, чье имя сказать считаю неприличным при этом случае» (Прошение, 28). И всякий раз, когда речь заходит о почитании гробниц и мощей древних героев или же обожествленных современников типа Протея-Перегрина и Александра из Абонотиха, Афинагор не может скрыть своего крайнего омерзения (там же, 26). Добавим, что гробница Зевса на Крите сделалась предметом насмешек не только Афинагора (там же, 30), но и всех раннецерковных апологетов, которые, впрочем, в этом случае следовали за популярными эллинистическими писателями.
        Так ранние христиане относились к гробницам и останкам эллинистических человеко-богов. Становились ли они другими и испытывали ли противоположные чувства в отношении гробниц новозаветных героев и памятных мест евангельской истории? Нет, ранние христиане и здесь оставались верны себе. Протопресвитер А. Шмеман продолжает: «Равнодушие ранней Церкви к местам, связанным с теми или иными событиями евангельской истории, может показаться разительным. Достаточно напомнить, что до нарочитого внимания, оказанного Константином Иерусалиму как главному центру земной жизни Спасителя, город этот не отмечается никаким особым почитанием, и епископ Элии Капитолины еще в начале четвертого века является "суффраганом" митрополита Кесарии Палестинской... Мы не видим никаких попыток Иерусалимской церкви ссылаться на свое исключительное местопребывание, выводить из него какое-то бы ни было старшинство» (там же).
        Земной Иерусалим не волновал ранних христиан. Говоря о нем, раннехристианские писатели имели в виду не реальный палестинский город, но Церковь в целом. «Обратись и всей мыслью поспеши к городу святых Иерусалиму, — читаем у Амвросия Медиоланского. — И воистину, Христос, говоря это благочестивой душе, повелевает ей обратиться, чтобы явилась нам слава ее и будущее упокоение со святыми, а потом приказывает ей поспешить к вышнему сообществу святых» (Слово на смерть императора Валентиниана, 65; PL, 16, 1378). Иерусалим был образом желанной небесной обители. «Я молюсь о том, чтобы дух Христов вознес меня в мой Иерусалим, — писал Климент Александрийский (ок. 150–215 гг.). — Говорят ведь стоики, что именно небо является истинным градом, а не земные города-государства» (Строматы, IV, 172, 2). И в другом сочинении: «Мы почетного дара удостаиваемся... надежды на блаженство в небесном Иерусалиме, где, по Писанию, молоко и мед текут. Так под образом материальным мы получаем заверение о должной некогда стать нашей долей в небесном питании. Пища ведь упразднится, как сам апостол говорит (1 Кор 6:13)» (Педагог, I, 6). Таково было мировоззрение ранних христиан, отличное от мировоззрения христиан Никейской эпохи и всех последующих христиан, включая нынешних.

Рис. 1. Фрагмент Tabula Peutingeriana (XII–XIII вв.) с изображением дорог и дорожных станций Палестины

        Если бы Иерусалим был объектом паломничества или хотя бы важным для путешественников местом во времена Римской империи, мы вправе ожидать, что каким-то образом это должно было отразиться на дорожных картах (cursus publicus) той поры. Но мы видим, что римские картографы считали Иерусалим мелким заштатным городишком, не идущим ни в какое сравнение с такими крупными торговыми и культурными центрами как Рим, Антиохия, Александрия, а затем и Константинополь. Вселенскую славу Иерусалиму создала сначала еврейская литература, включая грекоязычную (Иосиф Флавий и др.), а затем и христианская. В действительности же деловой мир Империи, имевший для своих нужд подробные итинерарии, не придавал Иерусалиму никакого значения. Это хорошо видно по т. н. Tabula Peutingeriana, европейской дорожной карте, датируемой XII–XIII вв., которая очевидно воспроизводит более ранние дорожные карты, созданные еще римлянами. Важнейшие города, такие как Рим, Константинополь и Антиохия, отмечены на Tabula Peutingeriana символическими фигурами царей, восседающих на троне. Эти центры соединены дорогами, на которых обозначены дорожные станции, где путники могли бы найти постоялые дворы и смену лошадей. Иерусалим представлен одной из таких рядовых станций (два домика с красной крышей) и снабжен весьма примечательной надписью: antea dicta H[i]erusalem, nunc Aelia Capitolina — «прежде он назывался Иерусалимом, а теперь это Элия Капитолина». Понятно, что средневековый картограф списал это название с какой-то виденной им римской карты или итинерария.

        Даже после того, как Церковь вступила в обладание Палестиной и началось массовое паломничество христиан в Святую землю и Иерусалим, отцы Церкви продолжали настаивать на духовности и универсальности поклонения, на «детерриториализации концепции святости» (выражение Р. Д. Цви Вербловски ³). Комментируя Ин 7:31 («кто жаждет, иди ко Мне и пей»), Августин Гиппонский писал: «Когда мы жаждем, то нам следует идти, но не ногами своими, а скорее своими чувствами; нам следует идти не двигаясь, но любя. В духовном смысле любить — значит странствовать. Но одно дело, когда перемещается тело, и совсем другое, когда странствует душа. Тот, кто странствует телесно, изменяет свое местонахождение, перемещая свое тело; тот же, кто странствует духовно, изменяет свои чувства благодаря движениям своей души» (PL, 35, 1642). Так же и Григорий Нисский, сам совершивший паломничество в Иерусалим, тем не менее в письме к Флавиану наставлял: «И присоветуй братии взойти от телесного к господнему (=божественному), взамен странствия из Каппадокии в Палестину» (Письма, 2, 18; PG, 46, 1013).
        Сказанное относится к почитанию «святых мест» евангельской истории и превращению их в священные реликвии. В полной мере это относится и к месту распятия Иисуса Христа, и к месту его погребения. Разумеется, ранним христианам были хорошо известны могилы своих единоверцев, в особенности — почитаемых в Церкви лиц. По словам Евсевия Кесарийского, раннехристианский апологет Гегесипп (или Егезипп; II в.), рассказав о расправе иерусалимских старейшин с Иаковом Праведным в 63 г., добавил: «И они похоронили его на том месте, где он был убит; и доныне памятник (h` sth,lh) этот стоит возле храма» (Церковная история, II, 23, 18). Если эта цитата из утраченного сочинения Гегесиппа аутентична, мы можем констатировать, что христианам II века была известна гробница «брата Господня»⁴.
        В другом месте Евсевий, касаясь воспоминаний Папия Гиерапольского (II в.) о двух Иоаннах — апостоле и пресвитере, заметил: «в Асии называли двух людей с этим именем, а в Эфесе и ныне есть две гробницы (mnh,mata), и каждая зовется Иоанновой» (там же, III, 39, 6; VII, 26, 16). Хотя, по видимому, сообщение о двух гробницах в Эфесе Евсевий взял не из сочинений Папия, тем не менее слова «и ныне есть две гробницы» относятся к некоей раннехристианской традиции, к которой Евсевий обращается в данном случае. Очевидно, эту же традицию нужно усматривать в письме Эфесского епископа Поликрата к Римскому епископу Виктору, посланному ок. 190 г., которое цитирует Евсевий: «В Асии покоятся великие светила, которые воскреснут в последний день, когда Господь снизойдет с неба во славе Своей и разыщет всех святых: Филиппа, одного из двенадцати, который покоится в Гиераполе, обеих дочерей его, состарившихся в девстве, и еще одну дочь, которой руководил Дух Святой и которая почивает в Эфесе. И Иоанн, возлежавший на груди у Господа, священник, носивший золотую дощечку, мученик и учитель, покоится в Эфесе» (там же, III, 31, 3).
        Итак, мы видим, что ранние христиане хорошо знали места погребений целого ряда церковных деятелей, включая апостолов и непосредственных учеников Христа. Были им известны и могилы святых в Иерусалиме. При такой осведомленности ранних христиан могло ли быть так, что они не знали и не интересовались местонахождением гробницы основателя и «краеугольного камня» Церкви — Иисуса Христа? Утверждать этого, конечно, нельзя. Другое дело, что мы не имеем никаких данных на этот счет. О месте погребения Иисуса раннехристианская литература ничего не сообщает. Нет также никаких сведений о местоположении Голгофы — места распятия Иисуса.
        Евсевий рассказывает, правда, очень невнятно, о паломничестве некоторых христиан в Иерусалим в до-Никейскую эпоху. Так, он приводит письмо Мелитона, епископа Сардского (ок. 110–190 гг.), адресованное собрату Онисиму, в котором есть такие строки: «Я отправился на Восток и дошел до тех мест, где Писание было проповедано и исполнено; в точности разузнал о ветхозаветных книгах и послал тебе их список» (Церковная история, IV, 26, 14). Не совсем ясно, побывал ли епископ Сардский в самом Иерусалиме. Во всяком случае, целью путешествия Мелитона на Восток было не поклонение святым местам, а изучение ветхозаветного канона. Далее Евсевий сообщает, что Александр Каппадокийский, ученик Климента Александрийского, отправился в Иерусалим ок. 212 г. «чтобы помолиться и разузнать о тех местах (святых местах? — Б. Д.)», после чего остался в Иерусалиме и был удостоен там епископского сана (там же, VI, 11, 2). Какие именно «святые места» имелись в это время в Иерусалиме, не ясно. Были ли среди них Голгофа и гробница Иисуса? Прямых и ясных указаний на них у Евсевия нет.
        В «Евангелических доказательствах» (Demonstratio Evangelica), сочинении, датируемом примерно 320 г., Евсевий говорит, что христиане приходят со всех сторон света в Иерусалим и творят молитвы на Елеонской горе, напротив города, «куда перешла слава Господа, когда Он оставил прежний город». Сообщает Евсевий и о пещере, которая показывается на вершине Елеонской горы, где Христос «молился и открыл Своим ученикам тайну Его страдания, и отсюда же Он вознесся на небо, как Лука сообщает нам в Деяниях апостолов» (VI, 18, 23). Из этого рассказа можно вывести, что в начале IV века, фактически уже в Никейскую эпоху, христиане идентифицировали место последней молитвы Христа и место его Вознесения. Считалось ли тогда это место или эти места святыми? Надо думать. Но почитались ли эти места до IV века — не ясно.
        Немногим больше проливает света на историю «святых мест» и сообщение Оригена (185–254 гг.) в его Комментарии на Евангелие от Иоанна, где он говорит, что посетил некоторые места «в поисках следов Иисуса, его учеников и его пророков» (VI, 204). Ориген не указывает ни одного такого места, а о своих поисках упоминает только затем, чтобы выбрать между двумя различными интерпретациями евангельского текста. В другом сочинении «Против Цельса» Ориген говорит: «относительно рождения Иисуса в Вифлееме... согласно с евангельским сказанием о Его рождении самая пещера Вифлеемская указывает, где Он родился, а также и ясли пещерные свидетельствуют о том, где Он был повит пеленами. В тех местах живо еще предание об этом событии; известно даже и врагам веры, что в той пещере родился Иисус» (I, 51). Отсюда следует, что христианам III века была известна пещера Рождества, где еще сохранялись ясли, в которых лежал младенец Иисус. Однако из рассказа Иеронима Стридонского явствует, что еще во II веке место Рождества было включено римлянами в священную рощу Адониса (Письма, 58, 3), и поэтому не могло сохраняться в прежнем виде и посещаться христианами.
        Некоторые исследователи полагают, что идея сакрализации мест, связанных с главными событиями жизни Иисуса Христа, возникла у иудео-христиан, хорошо знакомых со святыми местами Ветхого Завета ⁵. В частности, П. Мараваль видит «множество указаний, предполагающих благоговейный интерес Иерусалимской общины к местам, связанным с последними этапами земной жизни Христа, что выражается в организации посещений этих мест. Это была, несомненно, пещера его гробницы: рассказ о воскресении в Евангелии от Марка содержит возможный намек на такое посещение, и фраза, вложенная в уста ангела, кажется, подобна руководству для паломников: "Вот место, где Он был положен" (16:6). Помимо этой гробницы, высеченной в скале, начинают пользоваться известностью два других грота, один из которых упоминается еще во втором столетии н. э. Это было место на Елеонской горе, где Христос в последний раз собирал учеников, а также место его рождения в Вифлееме. При отсутствии надежных археологических подтверждений литературные источники не легко интерпретировать, но все же, в конечном счете, позволительно допустить посещение иудео-христианами этих гротов, по крайней мере, до 135 г.»⁶
        В этой связи стоит остановится немного на гипотезе Багатти–Теста. В 50–70-х годах прошлого века францисканские ученые Б. Багатти (Bagatti) и Э. Теста (Testa) попытались доказать, что большинство палестинских христианских святынь подлинны, потому что иудео-христиане, проживавшие в Палестине, идентифицировали участки, которые были знаменательны в жизни Иисуса, и сохраняли их без перерыва вплоть до IV в., когда эти участки были «присвоены господствующей языческой Церковью», которая вместе с императором Константином стала устанавливать в Палестине христианские святыни. Обосновывая свою гипотезу, францисканские ученые и сами вели археологические изыскания, и в своих работах указали множество памятников, определенных ими как иудео-христианские. Особое внимание Багатти и Теста уделили надписям и рисункам на еврейских погребальных памятниках — оссуариях и стелах, — находя в них большое количество христианских символов. Еще в 1955 г. Б. Багатти начал раскопки Назарете. На месте нынешней базилики Благовещения была найдена пещера, изобилующая граффити, которые Багатти также интерпретировал как иудео-христианские. Так явилась идея о существовании в Назарете «тайного грота», где собирались члены якобы большой иудео-христианской общины. Францисканские раскопки в Капернауме (с 1968 г.) увенчались открытием фундамента жилого дома примерно I–IV вв., объявленного «домом собраний», в который был якобы обращен дом апостола Петра ⁷.
        Вначале изыскания Багатти и Теста встретили большое воодушевление в научных кругах, но когда с каждым «иудео-христианским» памятником стали разбираться в отдельности, наступило разочарование. Изображения крестов на оссуариях относились либо к Византийскому периоду, либо оказывались простой маркировкой для правильного накрывания оссуария крышкой ⁸. Другие изображения, принимаемые францисканскими учеными за иудео-христианские, также, по-видимому, таковыми не являются. После тщательной проверки аргументов Багатти–Теста многие исследователи выступили с опровержением их гипотезы. Основательной критике она была подвергнута английской исследовательницей Джоан Тейлор, написавшей специальный труд: «Христиане и святые места. Миф о иудео-христианском происхождении»⁹.

Рис. 2. Мнимые христианские символы в палестинских гробницах I–III вв.
На основании этих и других подобных изображений Б. Багатти и Э. Теста выдвинули гипотезу о существовании в Палестине в до-Никейскую эпоху многочисленной иудео-христианской общины.

        Но еще и теперь многие ученые пребывают под гипнозом взглядов Багатти–Теста. Так, например, в 1951 г. при ремонте церкви Апостолов (Cœnaculum) на Сионской горе были вскрыты основания крестоносской и византийской церквей, а под ними обнаружен каменный настил более раннего здания, существовавшего в Римский период (135–325 гг.). По характерной нише в стене позади гробницы (кенотафа) Давида было предположено, что вначале на этом месте располагалась еврейская синагога. Открытые здесь неясные греческие надписи (или даже отдельные буквы) Б. Багатти и Э. Теста в дальнейшем «расшифровали» как христианские молитвы и заклинания. Учитывая эту интерпретацию, израильский археолог Б. Пикснер провел в 1980-е гг. новые раскопки и заявил, что это не еврейская, а иудео-христианская синагога, возникшая между 70 и 132 гг. Вдобавок Б. Пикснер обратил внимание, что синагога эта сориентирована не на северо-восток, т. е. на иерусалимский Храм, а на север. На север от горы Сион располагается традиционное место распятия и погребения Христа. Поэтому Б. Пикснер заключил, что строители синагоги сориентировали ее на Голгофу и гробницу Иисуса и что они действительно были иудео-христианами ¹⁰.
        Заявления Б. Пикснера имеют прямое отношение к настоящей теме. Если его версия верна, то получается, что иудео-христианам было известно место распятия и погребения Иисуса и что это то самое место, где ныне стоит храм Гроба Господня. Но насколько обоснована эта версия? То, что в Римский период на Сионской горе имелись синагоги, сообщает Бордосский путник, посетивший Иерусалим в 333 г.: «Внутри же Сионских стен указывается место, где стоял дворец Давида. Из семи здесь бывших синагог осталась только одна, на месте же остальных, по словам пророка Исаии, пашут и сеют» (CSEL, 39, 22). Об одной из семи сохранившихся здесь синагог говорит и Епифаний Кипрский (De mensuris et ponderibus, 14). Заметим, однако, что Бордосский путник не упоминает о церкви Апостолов на Сионе. Следовательно, в 333 г. ее еще не было. Византийская церковь была построена здесь позже, в середине IV в., и, не исключено, на месте еврейской синагоги ¹¹. Правда, Епифаний Кипрский наряду с синагогой говорит о сохранившейся на Сионе «небольшой церкви Божией, куда возвратились ученики, когда Спаситель вознесся [на небо]», а Бордосский путник указывает на стоящий здесь дом первосвященника Каиафы со столбом, у которого бичевали Христа. Хотя эти указания не совсем согласны друг с другом, можно допустить, что с некоторых пор на Сионской горе существовала христианская святыня. В связи с этим Дж. Мерфи-О’Коннор отмечает: «Опасность и трудность доступа исключают изобретение христианами нового святого места во II веке. И если они, тем не менее, сохраняли это место, то, по-видимому, оно имело важное значение в предыдущем столетии. В то время это был престижный квартал, и некий богатый последователь Иисуса, возможно, сделал свой дом местом общинных собраний (Деян 2:44–45)»¹².
        Заметим, что рассуждение это основано на относительно поздних свидетельствах церковных авторов IV века. Изучая историю раннехристианской (апостольской) Церкви, исследователи, напротив, склоняются к мнению, что иерусалимские христиане I–II вв., испытывавшие периодические гонения, не имели постоянного места собраний ¹³. В таком же положении, как мы говорили, находились и другие раннехристианские общины. Христиане собрались большей частью по частным домам, а иудео-христиане еще и в синагогах. Показательно, что Епифаний в 392 г. почти дословно повторил сообщение Бордосского путника, точнее воспроизвел существовавшую в это время легенду о «семи синагогах» на Сионе. Между тем, как явствует из сочинения Оптата, в его время (ок. 370 г.) синагоги на Сионской горе уже не было. Вероятно, ее место заняла византийская церковь. Дж. Мерфи-О’Коннор вообще отрицает существование на участке Сионской церкви еврейской синагоги. Стенная ниша позади кенотафа Давида, принимаемая за место хранения свитков Торы, по его мнению, была неким вместилищем во внешней стене церковной апсиды ¹⁴. Дж. Тейлор считает, что Б. Багатти и Б. Пикснер неправомерно объединили две разные традиции (или легенды): традицию «семи синагог» и традицию «церкви Божией» на горе Сион ¹⁵. Но даже если на месте Сионской церкви все же стояла синагога, добавим мы, нет веских причин считать ее иудео-христианской. То, что синагогальная нища ориентирована не строго на Храмовую гору (как у некоторых других синагог того времени) еще не служит верным показателем того, что строителями были не ортодоксальные евреи. Интерпретация обнаруженных здесь греческих надписей и граффити как христианских достаточно произвольна. При ближайшем изучении вещей францисканская гипотеза рассыпается как карточный домик. Вместе с ней рушится версия Б. Пикснера об известности в до-Никейском Иерусалиме места распятия и погребения Христа.
        «Синагога, которую Бордосский путник видел на горе Сион, — пишет Б. Пикснер, — могла быть только иудео-христианской, поскольку он сам говорит выше, что иудеи допускались в Иерусалим только раз в году, чтобы оплакивать разрушение Храма у "пробитого камня" (вероятно — у рассеченной скалы [sahre] под Куполом Скалы» (Ibid.). В этом рассуждении опять же есть натяжка: Бордосский путник упоминает о ежегодных появлениях иудеев, говоря не о Иерусалиме вообще, а только о Храмовой горе. Кроме того, в Римский период Сионская гора находилась уже вне городских стен, за чертою Иерусалима, и, кажется, ничего не мешало евреям содержать здесь свою синагогу.
        Миф о иудео-христианском происхождении церковных святынь породил множество причудливых гипотез и предположений. Действительность же совершенно иная. Не установлено вообще наличие в Палестине до IV в. достаточно организованной иудео-христианской общины. Правда, христианские источники сообщают о крещенных евреях, проживавших в разных местах Палестины, но эти сведения настолько скудны и отрывочны, что не позволяют говорить о иудео-христианской общине или общинах. Самих христиан в тогдашней Палестине было очень немного. В сочинении «О Палестинских мучениках» Евсевий Кесарийский рассказывает о кончине более чем 44 палестинских христиан до-Никейской эпохи, но ни один из них не принадлежал Иерусалимской общине. Большинство этих мучеников проживало в Кесарии Палестинской, а также в других палестинских городах: Гадаре, Элевтерополе (Эммаусе), Аскалоне, Йамнии и Газе. То, что Евсевий не нашел ни одного иерусалимского мученика, весьма показательно. Видимо, христианская община в Иерусалиме не могла похвастаться своими героями, а точнее — своей величиной ¹⁶. В «Церковной истории» Евсевий перечисляет предстоятелей Иерусалимской церкви, непрерывно сменявших друг друга на протяжении I–IV вв. (IV, 5, 3–5; V, 12, 1–2 и др.), но не говорит ни о численности этой церкви, ни об ее имуществе, ни о святынях, почитаемых в ней. До сих пор в Иерусалиме не удается найти христианского кладбища, датируемого до-Никейской эпохой, а израильский знаток древностей М. Ави-Йона даже заметил, что шансы тут близки к нулю.
        Впрочем, имеющиеся источники время от времени пополняются вновь открытыми и обнаруженными писаниями ранних христиан. В поэтическом сочинении Мелитона, епископа Сардского (ок. 110–190 гг.) «О Пасхе», греческий оригинал которого был найден в 1940 г., встречаются такие строки, посвященные Христу:

Сей убивается!
И где убивается? Посреди Иерусалима.
Кем? Израилем (гл. 72).

И далее, обращаясь к Израилю, автор пишет:

Убил ты своего Господа посреди Иерусалима.
Слушайте, все семейства народов, и смотрите:
неслыханное убийство произошло
посреди Иерусалима (глл. 93–94).
Посреди улицы и посреди города,
среди [дня], на виду у всех,
произошло неправедное убийство Праведника (гл. 94)¹⁷.

        Некоторые исследователи расценивают эти строки как первое в христианской литературе (и что важнее, — в до-Никейской литературе) указание на местоположение Голгофы. Такие же слова — «посреди улицы [торговой]» (me,shj platei,aj –avgora/j% — Евсевий Кесарийский употребляет при описании Константиновой церкви (ныне храма Гроба Господня), обозначая им то место перед входом в церковь, с которого мимоходящие любуются христианским святилищем (Жизнь Константина, III, 39). Термин platei/a (от platu,j — «широкий») означал у греков широкую улицу или дорогу. Несомненно, Евсевий говорит о главной транспортной магистрали Иерусалима — Кардо Максимус ¹⁸, проложенной римлянами при строительстве Элии Капитолины. На Медебской карте Иерусалима (VI в.) эта улица, пересекающая город с севера на юг, изображена обрамленной колоннадой. Археологические раскопки отдельных участков Кардо Максимус открыли и эту колоннаду, и торговые лавки, тянущиеся вдоль улицы. Становится понятно, почему в некоторых рукописях Евсевиевой «Жизни Константина» в этом месте к слову platei/a добавлено avgora/j — «рыночная, торговая».
        Но что имел в виду епископ Мелитон, когда писал, что Иисус был распят «посреди улицы и города»? На этот счет выдвинуто несколько версий, исходящих из того, что Мелитон был знаком с топографией римского Иерусалима и отразил в своей поэме раннехристианскую (и даже иудео-христианскую) локацию Голгофы. Из упомянутого выше письма Мелитона к Онисиму, в котором говорится о путешествии епископа на Восток, «до тех мест, где Писание было проповедано и исполнено», английский исследователь Мартин Биддл делает вывод, что «Мелитон намеренно разыскивал место распятия, и это дает дополнительный вес его заявлениям относительно его местоположения»¹⁹.
        М. Биддл обращает внимание, что словом platei/a в Септуагинте переведено слово «площадь» в стихе Неем 8:16 «площадь у Ефремовых ворот», а также приводит две римские надписи I–II вв., в которых латинский термин platea также означает, по-видимому, двор или площадь, лежащую перед храмом или перед воротами ²⁰. Таким образом, под platei/a Мелитона М. Биддл предлагает понимать римский форум, располагавшийся южнее Адрианова храма Венеры, на месте нынешнего Муристана, и называемый современными археологами западным форумом Элии Капитолины. «Если так, — пишет М. Биддл, — то Мелитон может отражать иерусалимскую традицию, которая направила поиск, предпринятый 150 лет спустя по приказу Константина, в пределах области храма или на смежном с ним участке, где, возможно, находилась общественная площадь и где епископ Макарий производил раскопки в 325/6 г.»²¹

        Надо сказать, что М. Биддл несколько не точен. В Септуагинте, в стихе Неем 8:16 (2 Езд 8:16) стоит: evn platei,aij th/j po,lewj, что означает: «на улицах города». Авторы Септуагинты достаточно вольно передали еврейский текст: וברחוב שער המים וברחוב שער אפרים. В Септуагинте же читаем: kai. evn platei,aij th/j po,lewj kai. e[wj pu,lhj Efraim («и на улицах города, и до ворот Ефремовых»). Обычно в Септуагинте словом platei/a передается еврейское רחב ,רחוב («улица, улицы»)²². Настоящее еврейское слово, обозначающее площадь (как правило, рыночную), — שוק — авторы Септуагинты переводят соответствующим греческим словом avgora/| (Еккл 12:4, 5; Песн 3:2; ср.: «торг» в Мк 7:4).

        Допустим, что в римских надписях, приведенных М. Биддлом, platea означает площадь. Добавим также, что и на некоторых средневековых картах Иерусалима мы встречаем обозначение двора между мечетью ал-Акса и Куббат ас-Сахра как platea Templi, а также и самого Муристана — как platea Ecclesia Resur[rectionis]²³. Но далеко не всегда римляне разумели под platea двор или площадь. Как и греки, у которых они заимствовали это слово, они обычно называли так широкую оживленную улицу. Применительно к Иерусалиму о platea, ведущей от Новой церкви Юстиниана к источнику Силоам, сообщает пилигрим из Плацентии (CSEL, 39, 174).
        С тем же западным форумом Элии Капитолины отождествляет Мелитонову platei/a английская исследовательница Джоан Тейлор. Она считает, что Голгофа не могла указываться посреди Кардо Максимус, поскольку в Евангелиях Голгофа представлена как более или менее обширный участок (to,poj — «место»), а не какой-то маленький пункт, который мог уместиться посреди улицы, пусть даже широкой. «Иерусалимские христиане до-Константиновой эпохи, — рассуждает Дж. Тейлор, — кажется, помещали Голгофу южнее Западного форума. То, что форум этот был идентифицирован как место смерти Иисуса в конце II века, когда его посетил Мелитон, позволяет предположить, что христиане в Иерусалиме имели некоторое общее понятие о той области, где Иисус умер и был погребен. Если бы Иерусалимская церковь просто изобрела это место, тогда ей было бы удобнее выбрать его вне Элии, поскольку очень немногие люди тогда могли бы знать, что область форума на север от ворот Генната («Садовых») находилась вне стен Иерусалима во времена Иисуса. Христианам II века это место казалось бы странным для распятия Иисуса. Да и многие сегодняшние христиане предпочитают воображать, что Голгофа расположена вне Дамасских ворот существующего Старого города, в области так называемой "Садовой гробницы". Поэтому очень возможно, что Иерусалимская церковь сохраняла память о местоположении Голгофы, не смотря даже на радикальные разрушения и перестройки, которые совершенно преобразили Иерусалим»²⁴.
        Рассуждение такое весьма любопытно. Действительно, для христиан римской Элии было бы довольно странным помещать Голгофу посреди Кардо Максимус. Столь же странно помещать Голгофу на римском форуме или южнее его (южнее форума проходил Декуманус), пренебрегая новозаветными указаниями, что Иисуса распяли за городом, вне городских стен (Ин 19:20; Евр 13:12). Все это так, но английская исследовательница строит на этом argumentum ex contrario: если, тем не менее, Мелитону показали Голгофу вблизи римского форума, стало быть, у иерусалимских христиан были на то веские причины. Будучи противницей гипотезы Багатти–Теста о иудео-христианском происхождении палестинских святынь, Дж. Тейлор, тем не менее, считает, что «переход от иудейской церкви к языческой в Иерусалиме не должен подразумевать радикальное изменение в ее составе или разрыв в существовавшей традиции и коллективной памяти»²⁵. Таким образом, Дж. Тейлор соглашается с Багатти–Теста в том, что в до-Никейские времена существовала традиция или коллективная память (community memoires) насчет местоположения евангельских мест.
        Спрашивается, однако, почему епископ Мелитон, вызвавший своей platei/a столь обширные топографические изыскания нынешних исследователей, никак не оговорился, что имеет в виду современную ему римскую Элию Капитолину, но прямо пишет, что Иисус был распят «посреди города», «посреди Иерусалима»? Неужели ему или его предположительным информаторам из числа иерусалимских христиан было все равно, происходило ли дело в библейском Иерусалиме, или в императорской колонии, построенной на его месте? Мы были бы вправе усмотреть в помещении Голгофы «посреди города», «посреди Иерусалима» вопиющее противоречие с данными Евангелий, если бы Мелитон в самом деле пытался указать место распятия Христа. Но епископ Сардский писал не топографическое сочинение и даже не экзегетический труд, а религиозную поэму, насыщенную условными образами. Слова «посреди Иерусалима», «посреди улицы», «посреди города» по большей части образные, так же как образно и обращение автора к Израилю. Вместо выражения «посреди Иерусалима» Мелитон вполне мог бы сказать: «посреди Израиля», — с тем же значением этой фразы: на самом видном месте, на виду у всего израильского народа. Не случайно в коптской, сирийской и грузинской версиях сочинения «О Пасхе» вместо выражения «посреди улицы и города» стоит множественное обобщающее число: «посреди улиц города». Вероятно, так и было в оригинале сочинения «О Пасхе», то есть вместо evpi. me,shj platei,aj изначально стояло: evn me,saij platei,aij ²⁶. Ничего конкретного о местоположении Голгофы из стихов Мелитона извлечь нельзя.
        Сам М. Биддл отмечает, что, говоря о platei/a, Мелитон, вероятнее всего, находился под впечатлением стиха Откр 11:8, где рассказывается о гибели двух «свидетелей Божиих» (Еноха и Илии?): «и трупы их оставят на улице (evpi. th/j platei,aj) великого города, который духовно называется Содом и Египет, где и Господь наш распят» (11:8). «Если текст Откровения не был откорректирован в этом месте, чтобы соответствовать ситуации после 135 г., — рассуждает английский исследователь, — то эта фраза, кажется, отражает традицию идентификации Голгофы, имевшуюся в конце первого столетия, когда было написано Откровение и когда место распятия уже лежало в пределах Третьей стены, построенной в 41–44 гг., перед строительством Кардо»²⁷.
        Эта platei/a Откровения, на которой были брошены тела «свидетелей Божиих», примечательна только тем, что она сопровождается ремаркой: «где и Господь наш распят». Означает это, впрочем, не то, что М. Биддл пытается вывести отсюда, а то, что Мелитон использовал уже существующую риторическую фигуру или символ, который до него употребил применительно к Христу автор Откровения. Вероятно, что и автор Откровения в свою очередь заимствовал этот символ из более раннего апокалипсиса, скорее даже не-христианского ²⁸. Во всяком случае то, что Египет, наряду с Содомом, олицетворяет в этом месте Откровения нечестие и грех, весьма характерно для иудаистского мировоззрения. Никакого отношения к топографии исторического Иерусалима символика Откровения и Мелитона не имеет.
        Мы должны констатировать, что до IV века, — вплоть до церковного открытия Гроба Господня, — в христианской литературе не встречается никаких указаний на место погребения Иисуса. За исключением короткой статьи о Голгофе в «Ономастиконе» Евсевия Кесарийского, которую мы рассмотрим ниже, нет также никаких указаний на место распятия Христа. Упомянутые стихи Мелитона Сардского нельзя признать таким указанием. В то же время видно, что во второй половине III – начале IV вв. в Церкви возрастает интерес к местам, связанным с жизнью и страданиями Иисуса Христа, а также с деятельностью других новозаветных героев. В числе таких мест указываются пещера на вершине Елеонской горы и пещера Рождества в Вифлееме. О других «святых местах», за отсутствием данных, нельзя сказать что-либо определенного. Сам термин «святые места», обычный у греко-римских авторов, начинает употребляться в Церкви только в Никейскую эпоху. В источниках он впервые встречается в письме императора Константина Иерусалимскому епископу Макарию (Евсевий Кесарийский. Жизнь Константина, III, 52).

2. Церковное открытие Голгофы и Гроба Господня

        Итак, ранние христиане не особенно интересовались местоположением Голгофы и гробницы Иисуса. Ситуация коренным образом изменилась в начале IV в., когда христианство из доселе отверженной и гонимой секты внезапно превратилось в господствующую в Империи религиозную, социально-политическую и финансовую организацию. Именно тогда Церковь ощутила настоятельную потребность в наглядных, общедоступных, вещественных памятниках, свидетельствующих об истинности новой религии. В числе первейших таких памятников был найден и идентифицирован Гроб Господень. О том, как это произошло, сообщает уже цитированный нами авторитетнейший христианский историограф Евсевий Кесарийский (ок. 260–340 гг.) в панегирическом сочинении «Жизнь Константина». Примечательно, что автор был почти что свидетелем этого самого открытия.
        «Устраивая таким образом все разумно, — пишет Евсевий о событиях, последовавших за Никейским собором 325 г., — боголюбивый император приступил к созданию величайшего памятника в Палестине. Какого же именно? Ему угодно было священнейшее место спасительного Воскресения в Иерусалиме сделать славным объектом всеобщего благоговения. Посему он повелел немедленно построить там молитвенный дом и задумал это не без внушения свыше, будучи подвигнут духом самого Спасителя» (III, 25).
        Сообщив об императорском решении, Евсевий переходит непосредственно к истории гробницы Христа: «Некогда нечестивые люди, или лучше сказать, через них все демонские силы приложили старание скрыть во мраке и предать забвению тот божественный памятник бессмертия, где снисшедший с неба светозарный ангел отвалил камень от душ окаменевших и мнивших найти живого [Христа] между мертвыми, где он изрек благовестие женам и, сбросив камень неверия с их помыслов, вывел их из заблуждения касательно понятия о жизни Того, Которого они искали. Сию спасительную пещеру (to. swth,rion a;ntron) некоторые безбожники и нечестивцы умыслили скрыть от взора людей, с безумным намерением скрыть через это истину. Употребив много трудов, они навезли откуда-то земли и завалили ею все то место. Потом, подняв насыпь до некоторой высоты, замостили ее камнем, и под этой высокой насыпью сокрыли божественную пещеру (to. qei/on a;ntron). Окончив такую работу, им оставалось только на поверхности земли приготовить странную, по истине гробницу душ, и они построили мрачное жилище для мертвых идолов, тайник (sko,tion) демона сладострастия Афродиты, где на нечистых и мерзких жертвенниках приносили ненавистные жертвы. Так, а не иначе думали они привести свою мысль в исполнение, скрывая ту священную пещеру под отвратительными нечистотами... Водимый духом Божьим, он (Константин) не оставил без внимания того места, по умыслу врагов забросанного всякими нечистыми веществами и преданного совершенному забвению, не уступил злобе виновников сего зла, но, призвав на помощь Бога, повелел очистить упомянутое место, думая, что, будучи осквернено врагами, оно должно быть украшено им тем с большим великолепием. В силу этого повеления убежище обмана было тотчас разрушено сверху донизу, жилище заблуждения со всеми статуями и демонами ниспровергнуто и раскопано» (III, 26).
        «Ревность императора не ограничилась этим. Материал раскопанного идольского капища, состоявший из камней и деревьев, он приказал взять и бросить далеко от того места, что тотчас же и было исполнено. Но этого еще мало: вдохновенный свыше император повелел до значительной глубины раскопать саму почву на том месте, и землю, оскверненную идольскими возлияниями, вывезти как можно далее оттуда. Немедленно было исполнено и это. Когда же снимали слой за слоем, вдруг во глубине земли, сверх всякого чаяния, показалось пустое пространство, а потом честное и всесвятое знамение спасительного Воскресения. Тогда священнейшая пещера сделалась для нас образом возвратившегося к жизни Спасителя, сокрытая во мраке, она, наконец, снова вышла на свет и приходящим видеть ее представляла поразительную историю совершившихся в ней чудес, делами, громче всякого голоса, свидетельствуя о воскресении Спасителя» (III, 27–28).
        «По совершении этого император немедленно сделал благочестивые распоряжения и, дав обильное пожертвование, повелел около спасительной пещеры строить с царским великолепием и богатством приличный Богу молитвенный дом. Предположив это задолго и с величайшей проницательностью сообразив будущее, он приказал архонтам восточных эпархий содействовать в роскошной, великолепной и богатой отделке храма щедрыми и обильными приношениями» (III, 29; подчеркнуто мною — Б. Д.).
        Из напыщенного и велеречивого повествования Евсевия, свойственного всякому панегирику, мы можем извлечь некоторые факты:
        1) «спасительная, божественная пещера» — это гробница, в которой был погребен основатель христианства и где совершилось его воскресение из мертвых;
        2) «нечестивые люди», засыпавшие пещеру землей, — по всей видимости, не иудеи, а язычники. Следующие слова о том, что на этом месте был построен храм Афродиты, позволяет видеть в «нечестивых людях» никого иного как строителей Элии Капитолины, римской колонии, построенной по распоряжению императора Адриана на месте дважды разрушенного (в 70 и 135 гг.) Иерусалима.
        Афродита — греческая параллель римской богини любви Венеры, которой, собственно, и было посвящено святилище, построенное над гробницей Христа. Под «отвратительными нечистотами» и «нечистыми веществами» надо понимать жертвы, приносимые в храме Венеры ее многочисленными поклонниками ²⁹. Со времен Юлия Цезаря культу Венеры придавалось все большее значение. От Венеры, считалось, произошел род Цезарей. Ей придавался статус не только покровительницы императорского дома, но и защитницы всего римского народа.
        На римских монетах времен Антонина Пия (138–161 гг.), чеканенных в Кесарии Палестинской, но относящихся к Элии Капитолине, изображен храм со стоящей в нем статуей Венеры Победительницы (Victrix). Богиня представлена опирающейся на копье, в короне со стенными зубцами (отчего в ней видят также богиню судьбы Тихе); правой ногой она попирает лежащего перед ней человека, символизирующего поверженную Иудею. Некоторые ученые находят, что колонны римского храма на этой монете похожи на колонны, находящиеся ныне в часовне Елены, в храме Гроба Господня.

Рис. 3. Монета императора Антонина Пия (138–161 гг.), чеканенная в Кесарии Палестинской
На реверсе надпись: C[OLONIA] A[ELIA] C[APITOLINA] (Колония Элия Капитолина) и изображение статуи Венеры Победительницы, стоящей в ее храме (?). Римский храм Венеры в Иерусалиме впоследствии был перестроен в храм Гроба Господня.

        Следующие факты, извлекаемые из рассказа Евсевия, можно сформулировать таким образом:
        3) император Константин по вдохновению свыше велел снести почитаемое святилище Венеры и построить на его месте христианскую церковь «тем с большим великолепием»;
        4) во время этих работ, при раскопках под римским храмом была найдена гробница Христа, что еще раз подтвердило прозорливость и боговдохновенность первого христианского императора.
        Из рассказа Евсевия явствует, что когда Константин принял решение о строительстве церкви на месте римского храма, и когда это строительство началось, сама гробница Иисуса еще не была найдена. Не открытие гробницы повлекло строительство церкви, а напротив, строительство церкви привело к открытию гробницы. Но отчего, спрашивается, церковь решено было построить именно на том участке, где потом и обнаружилась гробница, — на месте римского храма Афродиты-Венеры? Имелись ли у топографов Константина какие-то предварительные сведения о гробнице Иисуса? Существовала ли традиция почитания данного участка христианами? Евсевий об этом не говорит. Он пишет лишь о величайшей проницательности Константина, который действовал по вдохновению свыше.
        Примечательны слова Евсевия, что гробница была открыта сверх всякого ожидания (parV evlpi,da pa/san). Получается, что разрушая «идольское капище» с тем, чтобы возвести на его месте христианскую церковь, строители Константина еще не знали о том, что под капищем скрывается гробница основателя Церкви. Уже одно то, что Евсевий представляет открытие гробницы как неожиданность, свидетельствует о том, что рабочим Константина не было известно точное место погребения Христа. Величайшим чудом называет Константин открытие святой гробницы в письме к Иерусалимскому епископу Макарию, которое Евсевий приводит следом за цитированными нами строками (III, 30).
        В другом сочинении — «Теофании», III, 61 — Евсевий сообщает, что на этом месте была найдена лишь одна пещера-гробница (PG 24, 620). Современные исследователи склоняются к мнению, что на самом деле было найдено несколько гробниц, т. е. небольшое еврейское кладбище. Но когда Евсевий прибыл на место, он действительно увидел только одну гробницу, показанную ему, — именно ту, которую идентифицировали как могилу Христа. Соседние с ней еврейские гробницы уже срыли или уничтожили для того, чтобы выделить нужную.
        Добавим, что в том же 326 г. на Святой земле были обнаружены еще две пещеры, связанные с евангельскими событиями, — в Вифлееме — «место первого богоявления Спасителя и рождения Его во плоти», а на Елеонской горе — место Вознесения. Над всеми этими святыми местами по велению Константина были возведены христианские церкви. Евсевий называет все эти пещеры таинственными (Жизнь Константина, III, 41; Похвальное слово Константину, IX, 16–17). Это пристальное внимание христиан к палестинским пещерам и гротам весьма примечательно. Мы еще вернемся к этому обстоятельству.
        Показательно, что Евсевий говорит об открытии в Иерусалиме гробницы Иисуса, но ничего не сообщает об открытии места распятия, то есть Голгофы. В другой своей работе — чисто топографической — «Ономастиконе» Евсевий локализует Голгофу таким образом: «это Лобное место, где был распят Христос; оно указывается в Элии, к северу от (или на северных отрогах — borei,oij) горы Сион» (74; 19–21; ППС, 1, 360). Конечно, указание «на север от горы Сион» можно понимать достаточно широко: в эту местность можно включить весь нынешний Армянский квартал в Старом городе, вплоть до улицы Давида и Яффских ворот. Переводя Евсевиев «Ономастикон» на латинский язык, Иероним Стридонский заметил, что это произведение было одним из последних сочинений Евсевия, написанным после «Церковной истории», «Хроники» и других работ. Современные исследователи, напротив, склонны датировать «Ономастикон» последними годами III в. или первыми годами IV в., до прихода к власти Константина Великого и до открытия гробницы Иисуса. Следовательно, Евсевий, связывая Голгофу с Сионской горой, отражает некий взгляд, существовавший тогда в Церкви. Ученые разошлись в оценках этого сообщения. В то время как одни находят в нем подтверждение церковной традиции, помещающей Голгофу на том месте, где она ныне и показывается, — в храме Гроба Господня, в то же время другие считают это указание свидетельством того, что Евсевий и не думал помещать Голгофу на том участке, где была открыта гробница Иисуса.
        М. Биддл сближает это указание Евсевия с platei/a в поэме Мелитона Сардского и Откровении 11:8, и видит в нем всю ту же предполагаемую раннехристианскую локацию Голгофы: «Использование названия "Элия", а не "Иерусалим", имеет специфическое значение. Но местоположение "в Элии", а не "во вне" или даже от горы Сион "вне" Элии, является, конечно, существенным. Если бы Евсевий пожелал, он бы описал это место как находящееся в окрестностях Элии. Таким образом, его помещение Голгофы "в Элии, на север от горы Сион", вероятно, отражает продолжение традиции, переданной Мелитоном. Поразительно, что Евсевий использует здесь, как неоднократно в других местах, слово dei,kutai ("показывается, указывается"), с ясным значением, что это было нечто достаточно заметное. Перевод Иеронимом Евсевиева взгляда на Голгофу, кажется, подтверждает это: "Голгофа, место Лобное (Calvary), на котором распят Спаситель за спасение всех. И доныне оно указывается в Элии, к северу [буквально: на северной стороне] горы Сион (Onomasticon, 75, 20–22)"»³⁰.
        Стоит, однако, заметить, что и евангельскую Акелдаму-«Поле крови» Евсевий также размещает «на северных отрогах горы Сион», в том же месте, что и Голгофу (Ономастикон, 38, 20–21). Согласитесь, что этот не учтенный доселе важный момент способен охладить пылкую восторженность М. Биддла. Видимо, на «северных отрогах горы Сион» при Евсевии указывалось несколько евангельских объектов (если не все), и выражение это надо понимать в самом общем смысле. Позднее церковная традиция, отраженная на Медебской карте, поместила Акелдаму совсем в другом месте — юго-западнее горы Сион. Вероятно, точно так же были «разнесены» по своим участкам и другие евангельские объекты, когда пришло тому время.
        Но почему все же Евсевий связывает Голгофу с Сионской горой? Или, точнее говоря, почему ориентиром для Голгофы служит Сионская гора, а, скажем, не Храмовая, не какие-либо городские ворота и т. п.? Оказывается, в Церкви не только почитали Сионскую гору как особенно святую, связанную со многими библейскими событиями, но и рассматривали ее с точки зрения топографии как господствующую над городом высоту, так что сам Иерусалим считался прилегающим к ней, располагающимся на ее склоне. Восемь столетий спустя тоже самое пишет о храме Гроба Господня латиноязычный паломник Зевульф (ок. 1102 г.): «Церковь эта располагается на склоне Сионской горы, так же, как город». Более того, во времена крестоносцев считалось, что древний Иерусалим целиком располагался на Сионской горе. Об этом читаем в сочинении La Citez de Jherusalem (ок. 1220 г.) неизвестного французского автора: «Иерусалим не стоит больше на том месте, где он стоял, когда Иисус Христос [пребывал на земле,] был распят и воскрес из мертвых. Когда Иисус Христос пребывал на земле, город Иерусалим находился на Сионской горе, но ныне не находится там. Ныне там только аббатство, и в этом аббатстве церковь святой Марии»³¹.
        Если такой взгляд существовал и во времена Евсевия, то его помещение Голгофы «в Элии, на северных отрогах горы Сион» можно понимать как указание на север от библейского Иерусалима или на северную часть библейского города. Но это слишком общее указание. В этой стороне находятся не только храм Гроба Господня, но и «Голгофа Гордона», и «Садовая гробница» (см. далее, гл. 6), и другие альтернативные локации, связанные с распятием и погребением Христа.

* * *

        Продолжим изучение источников. Если Евсевий рассказывает лишь об открытии «божественной гробницы», то последующие церковные историки обращают мало внимания на открытие гробницы, но повествуют главным образом о нахождении креста распятия. Если Евсевий ограничивается кратким упоминанием о посещении матерью Константина святых мест Палестины и построении ею некоторых церквей ³², то у последующих церковных авторов царица-мать Елена становится организатором и руководителем археологических изысканий в Иерусалиме.
        Руфин Аквилейский (ок. 345–410 гг.), переведший Евсевиеву «Церковную историю» на латинский язык, по сути дела создал новый вариант этого сочинения. Его рассказ таков: «В то же время Елена, мать Константина, женщина безупречной веры и религиозной души, несравненная благородством, чьим сыном по праву был Константин, побужденная, говорят, божественным видением, отправилась в Иерусалим и там у местных жителей разузнала о месте, где на кресте висело священное тело Христа. Однако поиск был затруднен тем, что в свое время гонители установили в том месте статую Венеры, чтобы если кто из христиан захотел бы в том месте молиться Христу, оказывалось бы, что он молится Венере. И из-за этого место то стало редко посещаемо и почти забыто. Но когда (как мы сказали выше) религиозная женщина поспешила к месту, отмеченному знаком небесным, удалив с него все нечистое и порочное, в глубине под мусором нашла беспорядочно лежащие три креста. Однако радость обретения находки нарушалась внешней неразличимостью крестов. Хотя там была найдена и табличка, на которой Пилатом была сделана надпись на греческом, латинском и еврейском языках, однако ясного указания на Крест Господень не было. Поэтому человеческая неопределенность нуждалась в божественном свидетельстве. Случилось, что в том же городе недалеко от этого места находилась снедаемая тяжким недугом и уже умирающая знатная женщина. Епископом Церкви того города в то время был Макарий. Когда он увидел царицу, стоящую в нерешительности, а также всех, кто там присутствовал, то сказал: "Принесите сюда все кресты, какие были найдены, и тот, что нес на себе Господа, откроет нам Бог". И вступив вместе с царицей, а также с народом [в дом] к той, которая была при смерти, став на колени, произнес такую молитву к Богу… (далее следует длинная молитва — Б. Д.) И когда он сказал это, приложил [к больной] сначала первый из крестов, но ничего не достиг. Приложил второй, и также ничего не произошло. Когда же он приложил третий, женщина, открыв вдруг очи, встала, и когда вернулась к ней телесная крепость, стала она более свежей, нежели когда лежала больной. И все в доме засуетились и принялись славить могущество Божие. Так, получив очевидное свидетельство, царица по данному обету с царственным рвением построила удивительный храм на том месте, где был обретен Крест. Гвозди же, которыми тело Господне было приколочено [ко Кресту], отправила к сыну… Это происходило в Иерусалиме» (Церковная история, X (I), 7–8)³³.
        Совершенно идентично рассказу Руфина повествование Сократа Схоластика (ок. 380–450 гг.): «Мать царя Елена, во имя которой царь прежнее селение Дрепану сделал городом и назвал Еленополисом, получив наставление во сне, отправилась в Иерусалим. Нашедши же его, по пророку, пустым как овощное хранилище (Пс 78:1 по LXX), она начала ревностно искать гробницу, где Христос был погребен и воскрес и, хотя с трудом, однако, при помощи Божией, отыскала. А какая была причина затруднения, скажу кратко. Мудрствующие о Христовом чтили эту гробницу со времени страстей; а убегающие от Христа зарыли то место и, построив на нем капище Афродиты, поставили идола, чтобы истребить самую память о месте. В древности все это им удалось. Но матери царя дело стало известно. Сняв идола, откопав и очистив место, она нашла в гробнице три креста: один — преблаженный, на котором висел Христос, а прочие, на которых распяты были и умерли два разбойника. Вместе с ними найдена и дощечка Пилата, на которой распятого Христа провозглашал он в разных письменах Царем Иудейским. Но так как все еще неизвестен был Крест искомый, то мать царя обуяла немалая скорбь. От этой скорби вскоре, однако, избавил ее Иерусалимский епископ по имени Макарий. Он разрешил недоумение верою, то есть просил у Бога знамения и получил его. Это знамение состояло в следующем: в той стране одна жена одержима была долговременной болезнью, и наконец, находилась уже при смерти. Епископ вознамерился поднести к умирающей каждый из тех крестов, веруя, что, коснувшись Креста драгоценного, она выздоровеет. Надежда не обманула его. Когда подносили к жене два креста не Господних, умирающей нисколько не было лучше, а как скоро поднесен был третий, подлинный — умирающая тотчас укрепилась и возвратилась к совершенному здравию. Таким-то образом найдено древо креста. Между тем, мать царя предложила создать на месте гробницы многоценный молитвенный дом и, построив его против того древнего разрушенного Иерусалима, назвала Иерусалимом новым. Что же касается Креста, то одну часть его, положив в серебряное хранилище, оставила она там, как памятник для последующих историков, а другую послала к царю... Это написал я хотя и по слуху, однако о подлинности сего события говорят почти все жители Константинополя. Константин получил также и гвозди, которыми прибиты были ко кресту руки Христовы, ибо мать и их нашла в гробнице и послала сыну» (Церковная история, I, 17).
        Примерно также выглядит этот рассказ в изложении Феодорита Кирского (ок. 393–466 гг.): «Узнав, что безумные и неистовые почитатели идолов засыпали гроб Господень и через то старались предать забвению память нашего спасения и наверху его построили храм демону сладострастия (a,kola,stou dai,monoj), насмехаясь над родившей Девой, царь сперва повелел разрушить это постыдное здание, а землю, оскверненную нечистыми жертвами, вынести и бросить как можно далее за город, потом приказал построить величайший и прекраснейший храм» (Церковная история, I, 16). Затем Феодорит приводит письмо Константина к Макарию, в котором есть такие строки: «Знамение святейших страстей, скрывавшееся так долго под землею и остававшееся в неизвестности в продолжение целых веков, наконец, через низложение общего врага, воссияло для освободившихся от него рабов Господних и поистине служит предметом выше всякого удивления» (там же, I, 17). «Это послание доставлено (епископу) не кем-нибудь иным, а самою матерью царя, тою матерью прекрасного сына, которую прославляют все благочестивые. Она-то, водительница этого света и питательница его благочестия, взяла на себя труды путешествия, презрела немощь старости, ибо совершала этот путь незадолго до своей смерти, а умерла восьмидесяти лет. Увидев место, принявшее спасительные для всего мира страдания, она тотчас повелела разрушить упомянутый постыдный храм и вывезти сор. Когда же открылась скрывавшаяся до того времени гробница, то явились три креста, зарытые при гробе Господнем. Тут все несомненно уверились, что один из них был крест Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа, а прочие кресты распятых с Ним разбойников, но никто не знал, который именно прикасался к телу Господню и принял капли драгоценной его крови. В этом случае мудрейший оный и поистине божественный Макарий, предстоятель города, разрешил это недоумение следующим образом. Одна знаменитая женщина одержима была продолжительною болезнию. Возлагая на нее с молитвой и благоговением каждый из этих крестов, он узнал силу креста Спасителя, который, лишь только коснулся той жены, тотчас исцелил тяжкую ее болезнь и возвратил ей прежнее здоровье. Таким образом мать царя достигла того, что составляло предмет пламенных ее желаний. Что же касается до гвоздей, то некоторые она вбила в шлем царя, заботясь о голове своего сына, чтобы от нее отражались неприятельские стрелы, другие вковала в узду его коня, имея в виду и безопасность царя» (там же, I, 18).
        Нетрудно заметить, что Феодорит несколько смешал события. Письмо Константина епископу Макарию, которое заимствовано из сочинения Евсевия и где оно стоит после сообщения об открытии гробницы Христа, здесь поставлено до этого события, отчего получилось, что император восторгается тем, чего еще нет. Но это не ошибка или недосмотр автора «Церковной истории». Следуя за Евсевием в изложении материала, приводя те же документы, Феодорит, конечно, заметил расхождение данных Евсевия с тем рассказом, который существовал в Церкви и который передали Руфин и Сократ Схоластик. Феодорит не решился целиком отвергнуть данные «отца церковной истории», но предпочел их несколько подтасовать. Таким образом была сохранена композиция сочинения Евсевия, с включением в нее (хотя и не совсем удачно) нового рассказа о поисках евангельских святынь царицей Еленой и выпавшей на ее долю чести открытия Гроба Господня и Святого Креста.
        Еще один грекоязычный христианский историк V в., — Гермий Созомен (ум. ок. 450 г.), — написавший «Церковную историю» на основе сочинения Сократа Схоластика, приводит историю обретения Святого Креста в наиболее развернутом виде. Его сказание начинается так:
        «Когда окончилось все, происходившее в Никее, священники разъехались по домам. Царь же, чрезвычайно заботясь о восстановлении единства учения в кафолической Церкви и желая изъявить благодарность Богу за единодушие епископов, за себя, за детей и за царство, повелел, чтобы был построен молитвенный дом в Иерусалиме, на месте, называемом Лобным. В то же самое время его мать Елена прибыла в город с целью совершения молитв и посещения святых мест. Питая благочестивое рвение к вере христианской, она весьма желала найти древо священного Креста. Но найти его, равно как и Гроб [Господень], было делом нелегким, ибо эллины, которые в прежние времена преследовали Церковь и всеми средствами старались истребить едва возникшее богопочитание, скрыли то место под большим холмом и подняли его, тогда как прежде, подобно нынешнему своему положению, оно было углубленно. Окружив место воскресения и Лобное место стеною, они выстлали поверхность камнем, построили храм Афродиты и установили ее изображение, так, чтобы те, кто приходил сюда, чтобы поклоняться Христу, казалось, кланялись Афродите. Истинная причина поклонения в этом месте с течением времени была забыта; ибо христиане не могли безопасно посещать это место и показывать его другим, между тем как греческий храм и статуя пользовались почетом.
        Однако ж, когда место это было обнаружено, то был изобличен столь тщательно придуманный обман. Некоторые говорят, что сделано это было по указанию одного мужа еврейского, который жил на Востоке и который знал о том из книги, доставшейся ему от отцов. Но, кажется более соответствует истине то, что Сам Бог раскрыл дело посредством знамений и сновидений; ибо я не думаю, чтобы предметы божественные нуждались в указании человеческом, когда Богу угодно открыть их. Итак, когда по повелению царя означенное место было очищено, то в глубине, на одной его стороне обнаружилась пещера Воскресения, а на другой, близ того же места, были найдены три креста, и отдельно от них найдена еще деревянная дощечка, на которой словами еврейскими, греческими и римскими было написано: Иисус Назорей, царь Иудейский. Это, как говорит священная книга евангельской истории, было написано над главою Христа по приказанию Пилата, правителя Иудеи» (Церковная история, II, 1, 1–5).
        Следующий далее рассказ об отделении Святого Креста от двух других у Созомена полностью идентичен рассказам Сократа Схоластика и Феодорита. Повествование Созомен заканчивает ссылкой на свои источники, — «мужей, которым описанное событие совершенно известно и которые получили сведения по преемству, от отцов к детям, по возможности описали их и оставили потомкам» (там же, II, 2). Такой ссылкой Созомен пытался придать вес своему рассказу. Между тем источники его установлены точно: это церковные историки, предшествовавшие ему, главным образом — Сократ Схоластик. При этом, в отличие от Созомена, Сократ Схоластик честно признавался, что писал об обретении Святого Креста по слухам.
        Западно-христианские писатели передают ту же легенду, иногда лишь добавляя новые детали. Амвросий Медиоланский (339–397 гг.) в «Слове на кончину Феодосия», 43–48, рассказывает, что «блаженная Елена, прибыв в Иерусалим, начала посещать святые места и по вдохновению Духа искала древо крестное. И, приступив к Голгофе, говорила сама себе: вижу я здесь место сражения, но не вижу победы; ищу знаков спасения и не обретаю... Тогда Дух Божий наустил ее искать древо крестное. Тогда пришла она на Голгофу и велела копать, и открылись три инструмента мученичества, которые были погребены глубоко под землей и тем самым сохранились от происков врагов... Итак, раскопав землю, находит три креста, заброшенные среди развалин и скрытые от врага. Но знамение победы Христовой не могло исчезнуть: [она] приходит в сомнение как женщина, но Дух Святой уверяет ее, что два разбойника распяты были со Христом. Потому ищет она среднее древо, поскольку кресты случайно могли быть перепутаны. Уточняет по Евангелию и находит, что на среднем кресте сделана была надпись (titulus): Иисус Назорей, Царь Иудейский. По этой надписи нашла она спасительный крест. Пилат на требование иудеев ответил: что я написал, то написал, то есть я написал не то, что вам нравится, но что могли бы познать и времена будущие; писал я не для вас, но для потомственных веков и словно бы так сказал: чтобы Елена, читая это, познала крест Господень. Найдя надпись, поклонилась Царю, а не древу, как язычники, заблуждаясь, суемудрствуют. Поклонилась висевшему на древе, обозначенному в надписи поклонилась... Искала гвоздей, которыми Господь распят был и, обретя, один из них употребила в узду, а другой — в диадему: один — для красоты, а другой — для проявления своей веры и благочестия» (PL, 16, 1400–1402).
        Если Амвросий еще не знает о чудесных свойствах истинного Креста и называет только одного помощника царицы Елены — Святого Духа, то другие западные авторы упоминают и о чудесах, изошедших от Креста, и о многочисленных участниках его поисков.
        Паулин Ноланский (352–431 гг.) послал в 403 г. частицу Святого Креста своему другу Сульпицию Северу и написал ему, что эта частица была доставлена ему из Иерусалима блаженным Меланием, рассказавшим также чудесную историю обретения истинного Креста. По словам Паулина, царица Елена направилась в Палестину с целью спасения святых мест, и, прибыв туда, украсила место рождения Господа, в дополнение к трем другим святым местам, а также обнаружила место Страстей в соответствии с свидетельствами многих жителей города, и евреев, и христиан. К этому Паулин добавляет, что не смотря на то, что от Креста многие берут частицы, первоначальная большая часть его чудесно сохраняется (Письма, 31, 4–5; PL, 61, 325).
        Сам Сульпиций Север (363–420 гг.) в своей «Хронике» сообщает, что пребыванием Елены в Иерусалиме ознаменовалось освящением мест страстей Господних, Его воскресения и вознесения, хотя и «не без сопротивления иудеев». Мать императора «была первой уведомлена о нахождении места страстей, открытого благодаря усердию Елены солдатами и многочисленными провинциалами. Она повелела убрать землю и очистить близлежащие и отдаленные руины. Вскоре в награду за веру и труды были найдены три одинаковых креста, ибо в свое время Господь был распят вместе с двумя раз6ойниками». Святой Крест был распознан благодаря своим целительным свойствам (Хроника, II, 33–34). Позднее Иоанн Никийский (VII в.) назвал даже имя человека, нашедшего Святой Крест: это некий Аблавиус (?), «ревностный христианин, один из самых именитых людей [империи]» (Хроника, 76, 71).

* * *

        Не заканчивая еще обзора основных источников, мы уже можем сделать некоторые замечания. Прежде всего они касаются сути церковно-археологического открытия 326 года. Мы видим разительное отличие того, что сообщается Евсевием Кесарийским, бывшим современником описываемых событий, от того, что почти в один голос рассказывают церковные авторы конца IV – первой половины V вв. Евсевий, пусть с недомолвками, пусть тенденциозно рассказывает все же о реальном событии: о том, как во время расчистки римского храма неожиданно была найдена пустая пещера-склеп, идентифицированная как гробница Христа. Последующие же авторы излагают официальную церковную легенду об обретении Святого Креста, сложенную с течением времени, с которой Евсевий и его современники были еще не знакомы. Эта легенда («самая знаменитая из всех легенд жанра "обнаружения" или "обретения" (inventio)»³⁴) была сложена по тем же законам, по которым складывались легенды о жизни святых, евангельских местах и священных реликвиях, с тем же набором обязательных компонентов: 1) Божиим провидением, 2) чудотворением, 3) демонстрацией могущества Христа, 4) посрамлением противников христианства.
        От того, что было сообщено Евсевием, в официальной легенде осталось немного:
        1) Разрушение языческого капища, стоявшего над гробницей Христа, а именно храма Афродиты-Венеры (Феодорит вслед за Евсевием называет эту богиню «демоном сладострастия» и приводит интересное соображение, что строительством на святом месте храма в честь Афродиты язычники хотели осмеять церковную доктрину о непорочном зачатии).
        2) Поисковые работы на месте снесенного храма.
        Все остальное стало рассказываться совершенно иначе. Прежде всего, по другому представлялось то, что, собственно, было найдено при раскопках.
        Существенными элементами легенды об обретении Святого Креста являются:
        1) Руководство поисками Креста и деятельное участие в них царицы Елены, а также заметная роль Иерусалимского епископа Макария.
        2) Обнаружение трех крестов, а также прочих евангельских артефактов: гвоздей распятия, таблички Пилата и т. п.
        3) Чудесные целительные свойства одного из найденных крестов, позволившие идентифицировать его как Крест Господень.
        В том, что легенда говорит о нахождении трех крестов (или перекладин), несомненно влияние Евангелий, рассказывающих о распятии Иисуса посреди двух разбойников. Из тех же Евангелий пришли гвозди и табличка Пилата. Творцам благочестивой легенды не казалось странным, что эти вещи могли оказаться в могиле Иисуса ³⁵.
        К перечисленным главным элементам легенды можно добавить еще два, не выраженные, впрочем, явно и встречаемые не во всех версиях:
        4) Указание на то, что гробница Христа почиталась христианами и раньше («со времени страстей», — пишет Сократ Схоластик).
        5) Привлечение к поискам Святого Креста местных жителей, обладавших сведениями о месте распятия Христа (Руфин, Паулин, Север), или даже иудеев, имевших сведения о могиле Иисуса в своих книгах (Созомен).
        Последний элемент впоследствии был особенно усилен в так называемой «легенде об Иуде Кириаке», дошедшей до нас главным образом в латинских и сирийских вариантах. Еще Григорий Турский (538–594 гг.) в своей хронике упомянул о «Иуде-еврее, в крещении названном Квириаком (Quiriacus), по указанию которого было найдено честное древо Креста Господня» (История франков, I, 36). Наиболее полно латинский вариант сказания передает Иаков Ворагин (1230–1298 гг.) в своей «Золотой легенде». Здесь рассказывается, что император Константин послал свою мать найти святое древо Креста. Прибыв в Иерусалим, царица Елена созвала еврейских мудрецов Палестины и произнесла перед ними несколько обличительных речей. Один из еврейских мудрецов по имени Иуда правильно понял намерения царицы. Среди предков этого Иуды был первомученик Стефан, побитый камнями за веру в Христа. Историю Стефана Иуде поведал его отец, а также предупредил, что настанет время, когда люди будут искать древо Креста, на котором был распят Иисус, и тогда он, Иуда, должен помочь найти его. И вот теперь, догадавшись о намерениях царицы, Иуда объяснил евреям, что царица хочет найти с их помощью Крест, и добавил, что эту тайну ни в коем случае нельзя открывать, так как обнаружение Святого Креста разрушит их религию и лишит иудеев превосходства над христианами. Евреи, услышав об этом, запретили Иуде открывать то место, где был закопан Крест. Однако когда Елена вновь созвала мудрецов и пригрозила сжечь их живьем, то они в страхе указали на Иуду, говоря, что только он один может найти Святой Крест. Тогда царица отпустила мудрецов и, оставив одного Иуду, обратилась к нему с такими словами: «Покажи мне место, называемое Голгофой, где был распят Господь наш, ибо именно там мы наконец найдем Крест». Иуда отвечал: «Это случилось лет за двести или более, до того, как я родился». Тогда царица воскликнула: «Во имя Того, Кто был распят тогда, я заставлю тебя умереть от голода, если не скажешь мне правду!» После этого Иуду бросили в сухой колодец. Проведя там семь дней без пищи, он, наконец, сдался.
        «Тогда его выпустили, — повествует Ворагин, — и он, придя в одно место, возвысил голос свой и молился, чтобы ему ниспослано было знамение. Тотчас же в том месте задвигалась земля, и изошел дым столь изумительной сладости, что, почувствовав его, Иуда ударил в ладоши от радости и воскликнул: "Воистину, Иисус Христос, Ты Спаситель мира!" А было так, что император Адриан на том самом месте, где лежал Крест, построил храм богини, чтобы все, кто приходили к тому месту, должны были поклоняться той богине. Но царица (Елена) велела уничтожить храм. Потом позвала Иуду и велела ему начать копать на том месте, и когда он углубился на двадцать локтей, то нашел три креста и принес их царице, потому что не знал, который из них был Крестом нашего Господа. Он положил их посреди города, где пребывал и проявился Бог. И около девятого часа дня мимо несли тело умершего юноши, чтобы похоронить его. Иуда остановил носилки и положил на тело сначала один из крестов, затем второй, и когда он положил третий, тут же тело, которое было мертво, вернулось к жизни». «Когда Елена обрела крест Иисуса Христа, — заключает Ворагин, — и увидела, что на нем нет гвоздей, она послала Иуду, чтобы он пошел в то место и нашел гвозди. И когда он вновь углубился в землю в том месте, то нашел их сияющими как золото; тогда он принес их царице, и как только она увидела их, поклонилась им с великим благоговением». К этому рассказу Ворагин добавляет, что Иуда крестился под именем Кириака, сделался епископом Иерусалимским и мученически погиб при императоре Юлиане Отступнике ³⁶.
        Две вещи примечательны в этом рассказе. Первая та, что Ворагин совершенно умалчивает о нахождении гробницы Христа. Он говорит лишь о том, как под языческим храмом был найден Святой Крест, а затем и гвозди распятия. Тенденция упоминать вскользь, а то и вовсе игнорировать реальную находку — гробницу Христа, и придавать первостепенное значение легендарной находке — Святому Кресту, наметившаяся еще у Руфина и Амвросия Медиоланского, нашла в рассказе Ворагина блистательное завершение. Теперь становится понятно, почему в Средневековье храм Гроба Господня часто называли церковью Святого Креста. Вторая примечательная вещь, это привлечение к розыскам Креста еврейских мудрецов. Царица Елена уверена, что им известно местонахождение Креста. Честь открытия христианской святыни присваивается одному из раввинов, пусть затем и обращенному в христианство.
        Легенда об обретении Святого Креста в передаче Ворагина, без сомнения, христианского происхождения. Если бы мы не усматривали в рассказе о еврейских мудрецах развития все той же официальной легенды, в частности, сообщения Созомена о сведущем иудее, жившем на Востоке, мы могли бы подумать, что Иаков Ворагин обладал какими-то оригинальными сведениями о до-никейском, иудео-христианском почитании места погребения Христа. Но сообщение Созомена лишает рассказ Ворагина оригинальности. Этот рассказ — все та же официальная легенда, только в ее новом ракурсе.
        В сирийском варианте легенды об обретении Святого Креста (V–VI вв.) на место Елены выдвигается вымышленная фигура — римская царица Протоника, супруга Клавдия Кесаря, правившего еще в I веке. Образ Протоники буквально «срисован» с образа Елены. Услышав о делах Христовых, Его смерти и воскресении, царица Протоника направляется из Рима в Иерусалим, где ее с почетом встречает апостол Иаков, «брат Господень». «И она сказала ему: "Покажи мне Голгофу, где распяли Христа, и древо крестное, на котором Он был распят иудеями, и гробницу, в которую Он был положен". Отвечал ей Иаков: "Эти три вещи, которые ваше величество желает видеть, ныне под надзором иудеев. Они захватили их и не разрешают нам ходить туда и молиться перед Голгофой и гробницей. И они запрещают даже говорить о древе крестном, так что мы не можем проповедовать и выступать во имя Христа..." Услышав это, немедленно приказала она, царица, чтобы привели к ней Хонию бар Ханнана, священника, и Гедалию бар Кайафу, и Иуду бар Абдшелома, глав и правителей иудеев. И она сказала им: "Передайте Голгофу, и гробницу, и древо крестное Иакову и его последователям, и пусть никто не мешает им служить там согласно их обычаю". Так приказав священникам, она поднялась, чтобы пойти и осмотреть эти места и чтобы передать эту землю Иакову и тем, кто был с ним. Потом она вошла в гробницу и нашла внутри ее три креста: один — Господа нашего и два — тех разбойников, которые были распяты вместе с Ним одесную и ошую Его» (Учение Аддая апостола, XI, 23)³⁷.
        Излишне говорить о исторической недостоверности сирийского повествования. Тем не менее мы видим его несомненную связь с рассказом Иакова Ворагина. В обоих случаях большую роль играют палестинские раввины, которые в «Учении Аддая» даже называются по именам (неизвестным, впрочем, по еврейским источникам). В латинском варианте легенды иудеи еще не обладают точным знанием о месте распятия и погребения Христа, но в сирийском варианте они уже прямо обвиняются в захвате христианских святынь. Мы видим, что в конечном счете на евреев было перенесено то обвинение, какое раньше выдвигалось против язычников. Последние же у Иакова Ворагина и в «Учении Аддая» не упоминаются вовсе!³⁸
        В переработанном антихристианском виде легенда об обретении Святого Креста вошла и в средневековые еврейские сказания. В одном из вариантов «Тольдот Иешу» рассказывается, что евреи по совету старца Иехуды (Иуды) закопали в землю сделанные ими три древа. Когда царица Елена, угрожая карами, потребовала у евреев показать ей место, где находится Святой Крест, они повели ее на то самое, заранее выбранное ими место, где из земли были извлечены три древа. Желая определить, который из них является Святым Крестом, а также удостоверится в его подлинности, христиане стали поочередно прикладывать их к телу принесенного покойника. Тогда старец Иехуда, прибегнув к помощи тайного имени Божьего, сделал так, что умерший воскрес. После этого евреи были оставлены в покое, а христиане остались в уверенности, что чудо совершилось посредством найденного Святого Креста ³⁹. Еврейская версия, целиком следуя за известным церковным преданием, воспроизводя, в частности, легенду об Иуде Кириаке, обыгрывала и обрабатывала ее таким образом, чтобы показать, что найденный христианами Святой Крест является не настоящим, а поддельным, заранее изготовленным самими евреями для того, чтобы спастись от гнева царицы.
        Фигурирующая во всех версиях «Тольдот Иешу» царица Елена, охотно слушающая проповеди Иисуса, а после его казни и погребения еврейскими мудрецами требующая от них показать гробницу и предъявить ей тело Иисуса, также во многом воспроизводит образ матери Константина Великого, каким он предстает в церковной легенде об обретении Святого Креста. Большинство эпизодов, включенных в «Тольдот Иешу», являются теми же целенаправленно переработанными евангельскими рассказами и церковными преданиями. В наиболее ранней Йеменской рукописи «Тольдот Иешу», отражающей еврейское сказание V–IX вв., даже называется место погребения Иешу-Иисуса. Разумеется, оно не совпадает с традиционным христианским местом Гроба Господня: гробница Иисуса указывается вблизи источника Силоам в Нижнем городе ⁴⁰. В данном случае мы видим отрицательную реакцию синагоги на церковное открытие гробницы Христа и превращении ее в величайшую святыню.

* * *

        Таковы данные основных источников. Некоторые важные сведения мы можем извлечь также из сочинений христианских писателей, которые так или иначе касались Гроба Господня. Иероним Стридонский (ок. 347–420 гг.) в письме к Паулине (395 г.) пишет, что «от времени Адриана и до правления Константина, то есть почти на сто восемьдесят лет, поставлены были язычниками на месте Воскресения изваяние Юпитера (simulacrum Jovis), а на скале Креста — статуя Венеры из мрамора (statua ex marmore Veneris)» (Письма, 58, 3). Отметим, что Иероним говорит не только о гробнице Христа, но и о Голгофе, впервые, кстати, называя ее скалою (rupe). Надо ли понимать указание на статуи Юпитера и Венеры так, что на этом участке стояли два разных святилища? Причем храм Афродиты-Венеры находился на месте Голгофы (а не гробницы, как у Евсевия), а на месте гробницы — храм Юпитера ⁴¹. Исследователи не исключают, что языческое святилище состояло из нескольких часовен и алтарей, посвященных тому или иному богу; ведь и Евсевий обращается к многочисленным «мертвым идолам» и говорит о нескольких «нечистых и мерзких жертвенниках», на которых «приносились ненавистные жертвы» (Жизнь Константина, III, 26)⁴².
        Особенно важны для нашей темы свидетельства христианских паломников, оставивших описание святых мест, в частности, Гроба Господня. Наиболее ранний из них — Бордосский путник, посетивший Иерусалим в 333 г., в то время, когда продолжалось строительство Константиновой базилики, а в городе еще стояли статуи Адриана. Путник побывал у нескольких христианских святынь, среди которых он упоминает купели Вифезду и Силоам, дом Каиафы, а также преторий Пилата. О самом храме Гроба Господня, Dominicum, путник говорит так: по пути от Сиона к Неаполитанским (Дамасским) воротам «на левой стороне находится небольшая гора Голгофа, где Господь был распят. Отсюда как бы на вержение камня находится крипта, в которой было положено Его тело и на третий день воскресло. На этом месте повелением императора Константина сооружена базилика» (CSEL, 39, 22–23).
        Бордосский путник не только добавляет Голгофу к числу новообретенных святынь, но и помещает ее примерно там же, где она ныне и показывается в храме Гроба Господня: в 42 метрах перед Эдикулой. Рядом с гробницей Христа видит ее и Кирилл Иерусалимский (ум. 386 г.): «cия святая возвышающаяся Голгофа, видимая и по сей день, до ныне показывающая, как распались тогда для Христа камни; вблизи находящаяся гробница, в которой Он положен был, и положенный при входе камень, доселе лежащий при гробнице» (Поучения, X, 19; XIII, 39), «cиe место Голгофы и Воскресения не церковью называется, как другие церкви, а Мартирион» (XIV, 6). Говорит Кирилл и о святом древе Креста, «доселе у нас видимом», сообщая также, что паломники уносят с собою его частицы (X, 19). Вероятно, епископ Иерусалимский читал свои проповеди, находясь в храме Гроба Господня, в виду описываемых святынь. Надо заметить, что главное место в «Поучениях» Кирилла отводится доказательству исполнения во Христе ветхозаветных пророчеств; поэтому и указания на святые места обрамлены обилием библейских цитат. И все же мы встречаем указания почти на все объекты, связанные с историей Страстей.
        Это означает, что в скором времени после чудесного открытия гробницы Христа и начала строительства храма было идентифицировано также (вероятно, на основании Ин 19:42) место распятия, расположенное рядом с гробницей. По сути дела, открытие гробницы послужило толчком к поиску на этом участке евангельских артефактов. Хотя Бордосский путник, Кирилл Иерусалимский, а также паломница Эгерия (Сильвия), описавшая свое пребывание в Иерусалиме ок. 385 г., не упоминают о табличке Пилата и гвоздях распятия, которые фигурируют в церковной легенде об обретении Святого Креста, мы можем не сомневаться, что эти артефакты также были «найдены» и идентифицированы. Можно даже определить примерное время сложения легенды о Святом Кресте. Бордосский путник в 333 г. еще не упоминает об этой важной находке, но уже в 50-х годах IV века о почитании Креста Господня пишет Кирилл Иерусалимский.
        Итак, обозрев источники, мы заключаем, что в 326 г. под развалинами римского святилища была найдена древняя еврейская гробница, — возможно, с останками покойников, которые, разумеется, были удалены. Что же касается скалы распятия, крестов и прочих евангельских артефактов, то они появились несколько позже и своим возникновением обязаны церковной легенде об обретении Святого Креста. До-легендарными являются сообщения Евсевия Кесарийского и, отчасти, Бордосского путника. Но даже из этих сообщений нельзя понять, на каком основании найденная гробница была идентифицирована как место погребения Иисуса Христа? И, прежде всего, не ясно, чем руководствовались рабочие Константина, начиная раскопки под храмом Венеры? Позднейшая легенда, как мы видели, пытается объяснить столь точный и безошибочный выбор места поисков божественными знамениями и сновидениями, а также привлечением к поискам местных жителей и даже евреев, имевших-де сведения о месте погребения Христа. Но первоначальные сообщения вовсе не упоминают ни о знамениях, ни о сведущих помощниках, но даже против того, описывают открытие гробницы как неожиданное и небывалое чудо, случившиеся по воле Божией. Именно так представляет дело Евсевий Кесарийский. Иными словами, и сами раскопки под храмом Венеры, и идентификация найденной пещеры как гробницы Христа — это воля случая. Из рассказа Евсевия можно лишь вывести то, что гробница Иисуса была известна язычникам II века, которые постарались стереть память о ней. Но такое сообщение вполне могло быть последующим осмыслением того факта, что гробница Христа была найдена под развалинами языческого храма ⁴³.
        Возможно, представление о том, что на месте евангельских святынь были построены «языческие капища» возникло по аналогии с иудейским Храмом, на месте которого Адриан воздвиг святилище Юпитера Капитолийского. Вероятно, под таким углом зрения христиане рассматривали многие палестинские «капища». Почему именно у храма Афродиты-Венеры была заподозрена христианская подкладка, на то могли быть свои причины. Одну из них приводит Сократ Схоластик: святая и непорочная Дева воспринималась как антитеза распущенной греко-римской богине любви. Хотя в этом случае логичнее было бы идентифицировать найденную под храмом пещеру как гробницу Богоматери, а не Христа.
        По мнению Дж. Тейлор, все святыни и реликвии Константиновой базилики были зеркальной противоположностью святынь и реликвий храма Венеры. В частности, скала, названная христианами Голгофой, вначале была священной скалой в римском святилище, на которой стояла статуя богини. Замена этой статуи крестом символизировала победу христианства над язычеством ⁴⁴.
        В защиту локализации гробницы Иисуса на месте нынешнего храма Гроба Господня Э. Ренан в свое время (хотя и не поддерживая в целом церковной традиции) привел такое соображение: «если бы теми, кто при Константине старались установить евангельскую топографию, руководил один только каприз, то они скорее всего поместили бы Голгофу и Гроб Господень на более видное место, на вершину одного из соседних с Иерусалимом холмов, чтобы тем самым удовлетворить воображение христиан, которые непременно хотели, чтобы место смерти Иисуса находилось на горе». Следовательно, делает вывод Э. Ренан, топографы Константина относились к своему делу с известной серьезностью и руководствовались аналогиями («Жизнь Иисуса», гл. 25).
        Что можно сказать на это? Во-первых, то место, где христианские топографы наметили строительство церкви, вовсе не было низким. Вряд ли бы стоявшее здесь славное святилище Афродиты-Венеры римляне соорудили в каком-нибудь низком и невзрачном месте. В абсолютных высотах платформа храма Гроба Господня даже превосходит платформу Храмовой горы: 755 м над уровнем моря против 735 м. Это отмечали и ранние христианские паломники: «Храм, по правде говоря, расположен в более низкой части города (in inferiore parte urbis), около восточной стены», — писал ок. 425 г. епископ Евхерий Лионский (CSEL, 39, 126). В том, что основание храма Гроба Господня выше площадки Харам аш-Шарифа, и сегодня может убедиться любой желающий, стоит ему только подняться на смотровую площадку Цитадели («башни Давида») и окинуть оттуда взглядом Старый город.
        Во-вторых. Разумеется, ничто не происходит произвольно или случайно, и топографы Константина, выбирая в Иерусалиме место для строительства христианской церкви (еще не зная, что это будет храм Гроба Господня), руководствовались некоторыми соображениями. И соображения эти диктовала тогдашняя императорская и церковная политика.
        Укрепление власти Константина Великого, сделавшего ставку на Церковь, сопровождалось и обуславливалось ростом ее могущества. Повсеместно шло разрушение знаменитых и влиятельных в прошлом языческих святилищ и возведение на их месте христианских соборов и церквей. Тот же Евсевий рассказывает, как на месте разрушенного в Гелиополе храма Афродиты (Венеры) по повелению Константина была сооружена церковь (Жизнь Константина, III, 58). Это же самое несколько позже случилось с весьма популярным среди населения Газы святилищем Марнейоном, который, благодаря рвению местного епископа Порфирия (ум. 420 г.) и его клира, был сначала сожжен, а затем, после очищения места бывшего «идольского капища», на его руинах была возведена соборная церковь (Житие св. Порфирия Газийского, 66; 76). По распоряжению Константина в христианские церкви были обращены знаменитые святилища Цезарейон и Изеум в Александрии Египетской (Иоанн Никийский. Хроника, 64, 9). В повествовании Прокопия Кесарийского опять же встречаем рассказ о том, как император Зенон (474–491 гг.) «изгнал самарян с горы Гаризим, тотчас же отдал ее христианам и, выстроив на вершине храм, посвятил его Богородице» (О постройках, V, 6). Можно не сомневаться, что этот храм Богородице покоился на фундаменте знаменитого самарянского Храма. Точно также в Герасе (Десятиградие) собор Иоанна Крестителя был построен на месте святилища Артемиды, с использованием его строительного материала. Церковь хотела покончить с язычеством путем тотального превращения бывших «идольских капищ» в христианские церкви.
        Если этот процесс вовсю шел даже в глухой провинции, то тем более он должен был иметь место в Святом граде, который предписывалось в первую очередь очистить от всякого идолопоклонства. Прибывшие в Иерусалим доверенные лица Константина, бывшими на самом деле ревностными христианами, поступили так, как христиане обычно поступали в других городах. Они обратили внимание на языческий храм, все еще пользующейся популярностью, и решили его разрушить (или, скорее, переделать), чтобы на его месте учредить храм истинного Бога ⁴⁵. Не удивительно поэтому, когда под фундаментом римского храма нашлась гробница Христа, люди Константина тут же заподозрили своих предшественников — строителей Элии Капитолины — в том, что они делали сами: в использовании почитаемых мест в своих целях и в стремлении приспособить их к собственному культу.
        Примечательно, что мусульмане, занявшие в Иерусалим в 638 г., обвиняли христиан в том же, в чем те обвиняли язычников: в умышленном осквернении святынь. «Место скалы (ас-сахра) и вся область вокруг нее (=Храмовая гора) оставались пустынными руинами, и они (=христиане) выливали на скалу нечистоты, так что она совершенно была погребена под грязью», — читаем в арабских летописях ⁴⁶. «Очистителю» древнего Храма халифу Омару пришлось буквально по колено утопая в грязи пробираться к величайшей святыне. В отличие от строителей Элии Капитолины, объявленных христианами осквернителями на основании того, что они построили на месте Голгофы свой храм, христиане в данном случае действительно являлись осквернителями, ибо превратили Святую гору в свалку мусора. Следуя логике Евсевия Кесарийского и современной ему Церкви, халифа Омара также нужно счесть осквернителем, ибо он и его преемники выстроили на месте иудейского Храма мусульманскую мечеть (предварительно удалив, правда, оттуда христианские нечистоты).

* * *

        Когда в начале IV века Церковь вступила в обладание Святой землей, она немедленно начала выявление святых мест и собирание связанных с ними преданий. При этом, что касалось ветхозаветных святынь, то христиане, как правило, следовали издавна существовавшим местным традициям — бывшие еврейские святые места естественным образом становились объектами христианского поклонения и паломничества. «Большинство традиций, связанных с указанными местами, — отмечает израильская исследовательница Ора Лимор, — приобрели типологическую трактовку, согласно которой исторические события, происшедшие там, содержат указания на тайну христианской истины. С христианской точки зрения то, что в прошлом принадлежало евреям, теперь по праву принадлежит Церкви. Поскольку Библия, унаследованная христианами, была прославлена своей древностью и не нуждалась в специальном подтверждении, то и подлинность знаменательных мест, упомянутых в ней, не могла вызывать сомнений»⁴⁷.
        Сложнее обстояло дело с новозаветными святынями. «Если ветхозаветные святые места, — продолжает О. Лимор, — были известны издревле, и их идентификация обосновывалась старинными преданиями, то святые места, связанные с Новым Заветом, были так же новы, как и сама христианская традиция. Став обладателями Святой земли в IV веке, христиане вынуждены были искать доказательства подлинности тех святых мест, которые до этого не были известны или память о которых сохранялась только в устной традиции. Ведь прошло почти 300 лет после евангельских событий, и христиане, которые лишь теперь начинали строить церкви на местах этих событий, должны были найти доказательства подлинности выбираемых для строительства локаций» (там же).
        До сей поры замечания и оценки Оры Лимор совершенно справедливы. Но цель ее работы состоит в том, чтобы показать, что «евреи оказались для христиан авторитетом, иногда даже единственным в своем роде и решающим для правильной локализации не только святых мест, связанных с Ветхим Заветом, но также мест и реликвий, относящихся к Новому Завету». Таким образом мы видим попытку реанимировать гипотезу Багатти–Теста, но уже не затем, чтобы доказать подлинность христианских святынь, а затем, чтобы подчеркнуть зависимость христианской традиции от еврейской. С такой целью О. Лимор рассматривает обстоятельства обнаружения гробницы Иисуса и легенду об обретении Святого Креста. Естественным образом исследовательницу интересует одна из позднейших версий этой легенды, а именно латинская, в которой большую роль играет крещенный еврей Иуда Кириак. Отнеся появление этой легенды к началу V века и приписав ей греческое или сирийское происхождение (правда, со знаком вопроса), О. Лимор приходит в выводу, что в своем первоначальном виде легенда подчеркивала авторитетность еврейской традиции: «без помощи Иуды христиане вместе с Еленой блуждали бы по Иерусалиму как слепые. Только он способен указать, где находится место, которое они ищут. Еврею отведена в легенде вдвойне ключевая роль: без него христиане не способны найти то место, которое обладает для них ореолом святости, и Иуда открывает им, что там сокрыто. Иуда — "иудей, который знает". Он не верующий, но он знающий. И знает он в силу того, что является евреем. Его знание является наследственным и исключительным». «Похоже, — заключает О. Лимор, — что евреи появляются в этой легенде не только в целях полемических, но, главным образом, для того, чтобы воспользоваться их авторитетом для целей христианской пропаганды, то есть для того, чтобы и через евреев подтвердилась легитимность христианской власти как в Иерусалиме, так и во всей Империи и, таким образом, укрепилось основание христианской веры» (там же).
        Вопроса о подлинности открытого в 326 г. места погребения Христа, а в данном случае — подлинности найденного Иудой Святого креста, О. Лимор, разумеется, не ставит. Все, что христиане обрели благодаря евреям, безусловно подлинно. Все, что христиане обрели без евреев или вопреки им — не подлинно. Но шутки в сторону. Такое же решительное влияние еврейской традиции израильская исследовательница находит и в легенде об обретении останков первомученика Стефана в 415 г. (со ссылкой на Epistula Luciani ad omnem ecclesiam — PL, 41, 807–818), в обретении комитом Дорофеем одеяний Иисуса (Послание Дорофея; Analecta Bollandiana. 1986. 104. P. 145–159), в легенде о погребальном плате (сударионе) Христа, появившейся уже при мусульманах, и в других подобных же легендах. Во всех перечисленных случаях действительно обретение святынь связывается с евреями, которые, впрочем, вовсе не наделяются каким-то сокровенным знанием или авторитетом (как трактует израильская исследовательница), но появляются в легендах лишь как местные жители, которым удалось сохранить доставшиеся им от родителей и оказавшиеся священными для христиан предметы. В легенде о сударионе, которую передает галльский епископ Аркульф (ок. 670 г.), рассказывается о некоем верующем иудее, который по воскресении Христа похитил из гробницы его погребальный плат, хранил его у себя и, умирая, передал по наследству своему сыну как драгоценную реликвию. Далее дословно: «Таким образом этот сударион Господень с верою передавали отцы, происходившие от семени того благочестивого человека, своим детям, верующие верующим, как бы по праву наследства. По истечении пяти поколений и по прошествии многих лет, когда верующие наследники из этого семейства прекратились, святой сударион перешел в руки неверующих иудеев, которые, хотя и не были достойны такого дара, продолжали хранить его». Легенда заканчивается рассказом о том, как реликвия вернулась к верующим (т. е. христианам) при халифе Муавии в VII в. (CSEL, 39, 235–238).
        Можно ли вывести из этого повествования ключевую роль евреев в сохранении евангельских святынь, а также существование авторитетной еврейской традиции, к которой обращались христиане по вопросу подлинности священных реликвий? Только при очень большом желании. Не свидетельствует о признании христианами авторитета еврейской традиции и появление в Epistula Luciani знаменитого фарисейского учителя Гамалиила, побуждающего к поискам останков святого Стефана. Этот законоучитель взят из Нового Завета и, к тому же, представлен как христианин, как свой брат, член Церкви. Никакого пиетета перед еврейской традицией здесь опять же нет. Предвзятость и тенденциозность рассуждений О. Лимор очевидна. Необходимо также заметить, что выбранные ею легенды составляют небольшую часть церковных преданий об обретении той или иной реликвии. Христиане находили новозаветные святыни и без участия евреев, а за пределами Палестины — совсем без них. Да и сами поиски реликвий на Святой земле — это лишь часть общего процесса, охватившего весь христианский мир.
        Прежде чем говорить об этом процессе, отметим еще один момент. Существование некоей еврейской традиции относительно гробницы Иисуса тем менее вероятно, что после разгрома 132–135 гг. и изгнания из Иерусалима евреи утратили знание даже о многих библейских святынях, в том числе об особо почитаемой гробнице Давида (Иосиф Флавий. Война, I, 2, 5; Деян 2:29). Последними, кто знал настоящую гробницу Давида, считает археолог Б. Пикснер, были рабби Акиба (ум. 135 г.) и его современники ⁴⁸. С тех пор одна традиция сменяла другую: гробницу Давида помещали то в Вифлееме, то на горе Сион, то к северу от Иерусалима, — только не там, где она находилась на самом деле. Такая же судьба постигла и гробницу Соломона, о которой знали даже греческие авторы (Кассий Дион. Римская история, 69, 14, 2). После этого утверждать устойчивость и подлинность еврейской традиции относительно местонахождения святынь не приходится.
        IV и V века ознаменовались расцветом церковной археологии. Не только на Святой земле, но и повсюду шел поиск и сбор евангельских артефактов. Масса новообращенных христиан, унаследовав все нравы и обычаи своих языческих предков, остро нуждалась в материальных объектах почитания и поклонения. Совершенно так же, как и прежние греко-римские храмы, христианские церкви обзаводились соответствующим набором реликвий. Если раньше собирали священные предметы, оставшиеся от троянских героев и античных богов, то теперь бросились искать новозаветные святыни. Каждой общине хотелось иметь у себя какую-нибудь реликвию: то ли багряницу, то ли терновый венец, то ли гвозди распятия, то ли частичку Святого Креста, то ли, наконец, копье, которым был прободен бок Иисуса. Святая равноапостольная Нина (ум. ок. 340 г.) отправляется на поиски хитона Господня в далекую землю иберов и колхов. Комит Дорофей, раздобывший в 450 г. одеяния Иисуса, был далеко не единственным обладателем подобных же святынь. Непрерывный поток реликвий тек из Палестины в Константинополь. В IV веке в столице христианской империи появляются грозди распятия, часть Святого Креста, а также останки патриарха Иосифа и пророка Захарии; в V веке — останки первомученика Стефана и одежда Девы Марии, а также камень, которым был побит Иаков Праведный; в VI веке — нерукотворный образ Христа; в VII веке — копье, губка и еще одна часть Святого Креста. Переизбыток реликвий привел к тому, что в столице отказались принять останки святых апостолов Петра и Павла без полного комплекта, включающего темничные цепи и погребальные ткани ⁴⁹.
        В большом количестве извлекались из земли чудесным образом сохранившиеся книги, оказывающиеся Евангелиями (подчас неканоническими), Откровениями и Апокалипсисами, написанными рукою библейских патриархов, апостолов или ближайших учеников Христа. Человек, живший в доме апостола Павла в Тарсе, по велению ангела откопал под домом тайное писание знаменитого апостола (Откровение ап. Павла, 1). Даже рабочие императора Юлиана, противника христианства, посланные в Иерусалим восстановить иудейский Храм, и начавшие, по обыкновению, с раскопок и расчистки фундамента, согласно церковной легенде, открыли глубокую пещеру, в которой нашли столб с начертанным на нем Евангелием от Иоанна, помещенном туда еще при Соломоне (Филосторгий. Церковная история, VII, 14).
        Пожалуй, никакая другая эпоха не была столь богата ценнейшими археологическими находками, как эпоха утверждения христианства в Римской империи. Современные археологи могут позавидовать небывалым археологическим успехам христиан начала IV в., которым хватило каких-нибудь пяти лет, чтобы установить в Палестине практически все объекты, связанные с земной жизнью Христа, при том, что они, по словам императора Константина, «оставались в неизвестности в продолжение целых веков» (Феодорит. Церковная история, I, 16).
        Открытие Гроба Господня стоит в длинном ряду подобных же церковных открытий. Если даже, расчищая фундамент храма Венеры, рабочие Константина и не ставили своей целью найти какую-нибудь реликвию, тем не менее, всякая находка, вполне возможная при этом, должна была отвечать требованиям Церкви. Требования эти заключались в следующем: все изыскания и открытия должны подтверждать христианское вероучение, свидетельствовать об истинности христианства и действительности новозаветной истории. В Иерусалиме к этому общему правилу добавлялась конкретная задача: доказать права христиан на владение Святым градом (почему и возникла легенда о Евангелии от Иоанна под Соломоновым храмом). Любой другой результат изысканий Церкви был не нужен и поэтому заведомо исключался.
        Когда рабочие Константина отрыли под слоем земли одну или несколько древних гробниц, первое, что могло и должно было прийти в голову истинного христианина, — это евангельский рассказ о погребении Иисуса Христа. Все-таки не где-нибудь, а в Иерусалиме копали! Судя по тогдашним раскопкам на Елеонской горе и в Вифлееме, христиане уделяли особое внимание пещерам и обыкновенно находили в них свидетельства евангельских событий. Таким же образом и найденная под храмом Венеры пещера-склеп была идентифицирована как гробница Христа. Была ли такая идентификация совершенно произвольной? Возможно, что и нет. Евсевий пишет, что открытая пещера «приходящим видеть ее представляла поразительную историю совершившихся в ней чудес, делами, громче всякого голоса, свидетельствуя о воскресении Спасителя». Как это понимать? Слова Евсевия более наводят тумана, нежели проливают света на обстоятельства чудесного открытия. В пещере что-то было найдено? Ясно лишь, что это были не три креста, не гвозди распятия и не табличка Пилата, как о том говорится в позднейшей легенде. Если бы было найдено нечто подобное, Евсевий, конечно, не умолчал бы об этом. Может быть под «делами, громче всякого голоса» надо понимать имевшиеся в гробнице надписи? Но почему бы Евсевию не сказать об этом прямо? Немало еврейских гробниц в окрестностях Иерусалима имеют еврейские, арамейские и греческие надписи, содержащие имена и отчества погребенных, а иногда даже краткие сведения о них ⁵⁰. Если бы и открытая в 326 г. гробница имела нечто подобное, без сомнения, Евсевий упомянул бы о надписи, указывающей на Христа, — ведь он так любил приводить разные документы. Следовательно, никаких надписей не было. Во всяком случае надписей, относящихся к Иисусу Христу.
        Есть предположение, что открытая гробница имела ряд характерных особенностей, соответствующих евангельскому описанию гробницы Иисуса, например, низкий вход, перед которым необходимо было наклониться, чтобы посмотреть во внутрь или войти (Лк 24:12; Ин 20:5), достаточно просторную скамью, где лежало тело покойника и на которой также мог бы сидеть и юноша-ангел (Мк 16:5) или даже два ангела (Ин 20:12). К числу таких особенностей мог бы относится и камень, закрывавший вход в гробницу и имевший округлые очертания. Обычно камни, которыми блокировали вход в еврейские погребальные склепы, были квадратными или четырехугольными, похожими на плиты. По сей день из 900 скальных гробниц, обнаруженных в окрестностях Иерусалима, только у четверых отмечены круглые камни, закрывавшие вход ⁵¹. Но и в IV в. гробница с круглым камнем должна была казаться большой редкостью. И вот, когда христиане открыли гробницу с таким камнем, на память им пришел евангельский стих: «и положил Его во гробе, который был высечен в скале, и прикатил (proseku,lisen) камень к двери гроба» (Мк 15:46; в Синодальном переводе: «и привалил камень»; Матфей уточняет: «и прикатил (proskuli,saj) большой камень» — 27:60). Редкий в древнегреческой литературе глагол proskuli,w («катить, перекатывать») встречается в Новом Завете только в этом случае и больше нигде. Не исключено, что большой круглый камень, закрывающий вход в гробницу Иисуса, считался ее отличительной особенностью, своего рода меткой. Находка такого камня у одной из гробниц во время разрушения «идольского капища» и расчистки места для строительства христианской церкви и послужила причиной возникновения слуха, превратившегося затем в уверенность, что именно в этой гробнице был погребен Христос.
        О камне у Гроба Господня неоднократно говорит Кирилл Иерусалимский в «Поучениях», о нем упоминает Иероним в рассказе о паломничестве Павлы в Иерусалим (Письма, 108, 9). Другие пилигримы Аркульф (ок. 650 г.) и Виллибальд (ок. 720 г.) описывает этот камень как округлый (CSEL, 39, 227; Гунеберг. Путешествие св. Виллибальда). Камень этот, по-видимому, сохранился после разрушения храма и Эдикулы в 1009 г. халифом ал-Хакимом. Петр Диакон, посетивший Гроб Господень ок. 1137 г., а также неизвестный автор «Описания святых мест» конца XIV в. все еще видели этот камень приваленным к гробнице с восточной стороны (CSEL, 39, 107; ППС, 26, 13). Фрагмент камня, который, согласно Евангелию от Матфея (28:2), ангел отвалил от двери гроба, и сейчас демонстрируется в Эдикуле храма Гроба Господня. Правда, Матфей пишет, что ангел «сидел» на этом камне. Нынешний фрагмент — небольшой четырехугольный камень — вполне подходит для сидения. Но можно ли было удобно сидеть на большом круглом камне, отваленном от гробницы? Предоставим ответить на этот вопрос экзегетам. Допустим, что можно.
        Разумеется, округлый камень у гробницы — это вторичный, отнюдь не решающий признак того, что это та самая гробница, в которой был погребен Иисус Христос. Но так представляется только современному критическому исследователю. Христиане IV века исследователями не были, тем более критическими, и поэтому даже малейшее подобие открытой гробницы евангельскому описанию Гроба Господня в их глазах было достаточным основанием для соответствующей идентификации. Впрочем, в Церкви, вероятно, понимали зыбкость такого основания, почему впоследствии и возникли рассказы о находках, неопровержимо указывающих на Христа, и в легенде об обретении Святого Креста вместо округлого камня у гробницы говорится о табличке Пилата, перекладинах и гвоздях распятия.

3. Дополнительная легенда о могиле Адама

        Христианское предание связывает Голгофу с местом погребения первого человека Адама. Об этом писал еще Ориген, говоря, что на Лобном месте, где иудеи распяли Иисуса, покоилось тело Адама, и пролитая кровь Спасителя омыла кости Адама, оживотворив в его лице весь человеческий род (Комм. на Мф; PG, 26, 265). Однако, комментируя таким образом Евангелие, Ориген никак не локализовал Лобное место, не указал, где оно находится. Из сообщения Оригена явствует лишь то, что Голгофа связывалась с могилой Адама еще в до-Никейскую эпоху.
        В IV веке это предание стало почти общепризнанным. У Псевдо-Афанасия мы можем прочесть, что Христос пострадал на том месте «где, как говорят еврейские учители, была могила Адама, и где, они говорят, он был погребен после его проклятия» (Passione et Cruce Domini). Епифаний в Панарионе (46, 1, 9) указал даже, что на Голгофе действительно был найден череп Адама. Эту же традицию поддержали Василий Великий (Комм. на Ис, V, 141), Иоанн Златоуст (Гомил. на Ин, XIX, 16–18) и другие церковные авторитеты.
        В Евангелиях Иисус называет себя Сыном человеческим, что по-еврейски звучит как ben ’ādām — «сын Адама». В Церкви возникает представление о Христе как типологическом соответствии первому человеку, развивается идущее от ап. Павла учение о Христе как о «втором» или «новом» Адаме. «Первый Адам был создан душой живою, — писал Амвросий Медиоланский, — второй же есть Дух животворящий. Сей второй Адам — Христос» (Комм. на Лк, 1; PL, 15, 1584-1586). По учению Церкви, Христос во всем был подобен первому человеку, кроме греха. Он осмысливается как своего рода антитип Адама. Если библейский праотец впал в первородный грех и обрек человечество на смерть, то Христос, второй Адам, очистит людей от греха и избавит человечество от смерти (Рим 5:18–19; 1 Кор 15:22). Совершенно также впоследствии Дева Мария была осмыслена как «вторая Ева». У Мильтона в «Потерянном рае» Мария искупает грехопадение праматери человечества тем, что рождает Сына, который победит Сатану (X, 183 сл.).
        Не удивительно поэтому, что сближение и отождествление Христа с Адамом повлекло сближение и отождествление святых мест, связанных с ними. «Вознесен был на древо Врач там, где лежал больной» (Августин. ). В «Пещере сокровищ», сирийском сочинении VII в., рассказывается, что Ной взял тело Адама из могилы и спас его от потопа в своем ковчеге; затем Сим, сын Ноя, доставил останки первого человека в Иерусалим и похоронил их на Голгофе, которая считалась центром земли. Впоследствии на этом холме был распят Иисус, и когда сотник Лонгин пронзил его бок копьем, кровь и вода стекли вниз, на могилу Адама; таким образом водою Адам был крещен, а с кровью Христовой получил жизнь вечную. Легенда эта проиллюстрирована на мозаике византийской церкви XI в. в Дафни (около Афин): здесь изображено, как кровь распятого проливается на череп Адама, который от этого пробуждается к жизни и молитвенно поднимает руки. В некоторых православных церквях, в том числе русской, сложилась иконографическая традиция изображения креста, стоящего на некоем выступе или подиуме, внутри которого изображен человеческий череп со скрещенными под ним костями. На Руси эти изображения сопровождала аббревиатура: Г.Г. — «гора Голгофа» и Г.А. — «глава Адамова». Во времена крестоносцев в храме Гроба Господня появилась часовня Адама. Она была устроена под часовней Распятия (11-й станцией), где в скальной породе имеется трещина, связываемая с рассказом евангелиста Матфея о землетрясении, случившемся в момент смерти Иисуса на кресте. Здесь же были погребены первые вожди крестоносцев Готфрид Бульонский и Балдуин I (их останки были удалены греками в 1809 г.).
        Вероятно, христианская легенда о Голгофе как могиле Адама вначале существовала без связи с каким-то определенным местом, и только после того, как топографы императора Константина установили Голгофу на месте нынешнего храма Гроба Господня, это место тем самым сделалось и могилой праотца Адама. Талмудические источники указывают совершенно другое место погребения первого человека: склеп Махпелы в Хевроне, рядом с могилами еврейских патриархов (ВТ Бава-Батра, 58а; Берешит-рабба, 58). Уступая еврейской легенде в древности, христианская легенда основывается, к тому же, не на историческом предании, а на церковной теологии.
        Об этой легенде Иероним Стридонский упомянул в письме к Павле, Евстохию и Марцелле (Писм., 46, 3). Но в Комментарии на Мф 27:33 он прямо отвергает ее: «Я слышал, что некто объяснял, будто Лобное место есть то, на котором был погребен Адам, и оно названо так потому, что там скрыт череп древнего (=первого) человека, и будто бы в связи с этим стоит изречение апостола: встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос (Еф 5:14). Благоприятное толкование и ласкающее слух народа, но неверное. В действительности же вне города, за воротами находятся места, где отсекаются головы осужденных, и эти места получили название Лобное, то есть место обезглавленных. Господь распят там ради того, чтобы воздвиглось знамя мученичества там, где было поле осужденных и, как ради нас Он сделался проклятием крестным, был бичуем и распят, так и для спасения всех Он, как будто злодей, распят между злодеями. Но если кто-либо захочет оспаривать, что Господь ради того погребен там, чтобы-де самою Своею кровью оросить могильный холм Адама, то мы спросим такового: почему же на том месте были распяты и другие разбойники? Из этого явствует, что Лобное место не было могильным холмом первого человека, а было местом обезглавленных (locum desoltatorum), так что там, где был в изобилии грех, преизобильной была и благодать. А в свитке Иисуса, сына Нави[на] мы читаем, что Адам был погребен возле Хеврона в Арбее (Нав 14?)» (PL, 26, 209).
        В Комментарии на Еф 5:14 Иероним также высказал сомнение в том, что могила Адама находилась на месте распятия Христа. Столь же критично относились к этой легенде и другие церковные писатели. Английский паломник Зевульф, посетивший Иерусалим в эпоху крестоносцев, а также Иоанн Вюрцбургский, описавший святые места Палестины, которые несомненно были знакомы с этой легендой, тем не менее указали, что Адам был похоронен в Хевроне. Таким образом, традиции почитания Голгофы также как могилы первого человека придерживались в Церкви далеко не все.
        Правда, в усыпальнице патриархов в Хевроне (Харам ал-Халиль) не было и нет могилы Адама. Но в этой усыпальнице имеется плита, на которой показывают след стопы первого человека. Эта плита связана со средневековым мусульманским преданием о том, что Адам часто молился на этом месте.

4. Результаты археологических исследований

        Христианский Иерусалим пришел на смену существовавшей два века римской колонии Элии Капитолине. Римское название города продолжало употребляться христианскими авторами вплоть до мусульманского завоевания Иерусалима, передалось и мусульманам, именовавшим святой город Илией. Но римская Элия Капитолина, как установлено в ходе археологических изысканий, разительно отличалась от Иерусалима периода Второго Храма, от библейского города, современного Иисусу Христу и его первым последователям. После того, как Иерусалим был дважды разрушен римлянами в ходе подавления иудейских восстаний в 70 и 135 гг., он был отстроен заново по плану, разработанному архитекторами императора Адриана, и стал представлять собою типично римский город. Изменилась конфигурация городских стен, целого ряда городских укреплений, были проложены новые широкие и прямые улицы взамен прежних узких и извилистых, на руинах еврейских домов возведены новые здания. Римская планировка Иерусалима в целом продолжает сохраняться до сих пор. Нынешний Старый город в основе своей был оформлен именно при Адриане. Все последующее строительство, проводимое в Иерусалиме и христианами, и мусульманами так или иначе зависело от римской планировки и следовало ей.
        Более того, есть доводы, что и Храмовый комплекс, традиционно считающийся детищем Ирода Великого, размеры и конфигурацию которого воспроизводит сегодня Харам аш-Шариф, на самом деле был спланирован и построен Адрианом. Иродианский же храм был гораздо меньше по размерам и занимал не более 1/3 площади нынешней Храмовой горы ⁵².
        Другими словами, те церковные открытия, о которых шла речь в предыдущей главе, были сделаны на территории совершенно другого, нового города, построенного римлянами на месте древнего Иерусалима. Если эти открытия подлинны, то надо признать, что христиане IV века успешно справились с чрезвычайно трудной археологической задачей. Но как раз подлинность этих открытий нуждается в проверке, для чего требуются уже настоящие археологические исследования.
        Что же говорит современная археология?
        Археологическая история Иерусалима подразделяется на несколько сменявших друг друга периодов, в частности:
        – Древний или ранний период (с древнейших времен примерно до середины II в. до н. э.), — собственно, это ветхозаветный Иерусалим.
        – Хасмонейский период (сер. II в. до н. э. – 37 г. до н. э.);
        – Иродианский период (37 г. до н. э. – 70 г. н. э.);
        – Римский период (с 70 г. или даже с 135 г. н. э. до первой половины IV в.);
        – Византийский период (IV–VII вв.);
        и далее.
        Археологические памятники каждого из этих периодов имеют свои характерные черты и особенности. Нынешние археологи могут уверенно отнести к тому или иному периоду каждую конкретную находку. Большой опыт накоплен при раскопках в Еврейском квартале Старого города, где последовательно вскрыты слои нескольких периодов; при раскопках вдоль Западной стены Храмового комплекса, а также в Цитадели найдены памятники Иродианского и более ранних времен. Раскопки у Дамасских ворот увенчались открытием фундамента северных ворот Элии Капитолины.
        Нас интересует прежде всего археологическая картина участка храма Гроба Господня. Первые важные открытия были сделаны здесь еще в Средневековье. Во время очередных ремонтных или восстановительных работ под западной стеной Ротонды, в глубине за Сирийской часовней был обнаружен погребальный склеп, совершенно идентичный еврейским гробницам периода Второго Храма. Традиционно склеп этот называется гробницей Иосифа Аримафейского и Никодима. Следуя Евангелиям, именно эти лица погребли Иисуса, и не удивительно, что церковная традиция связала с их именами гробницу, соседствующую с гробницей Христа. По-видимому открытие древнееврейской гробницы произошло в XV веке, поскольку у путешественника и картографа Ж. Зуалларта (Zuallart), писавшего в 1586 г., мы можем прочесть, что могилы Иосифа и его сыновей (!?) Александра и Руфа находятся в Коптской (=Сирийской) часовне храма Святого Гроба.
        Таким образом было получено подтверждение того, что на участке нынешнего храма Гроба Господня имелись древнееврейские погребения. Их остатки сохраняются до наших дней. Гробница Иосифа и Никодима представляет собою погребальную камеру размерами 2,24 на 2,16 м с двенадцатью полкообразными нишами (кокким) для хранения тел и останков умерших, — по три на каждой стороне, длиной до 2 м и высотой/шириной 0,5 м. Сохранились только шесть таких ниш, в западной и в южной стене гробницы; другие ниши, оказавшиеся на том месте, где пролегает стена Ротонды, были уничтожены еще строителями Константинова храма. Посреди погребальной камеры имеется выдолбленное в полу прямоугольное углубление, также служившее для погребения. Это углубление было закрыто каменной плитой, и его обнаружили только в 1874 г.

        Важным археологическим объектом является традиционная Голгофа — скалистый бугор из мягкого белого известняка (nummulitic), часто встречаемого в окрестностях Иерусалима. Эту скалу тщательно обследовали еще ученые XIX столетия. Высота ее 13 футов (3,9 м) относительно Гроба Господня, а расстояние до Гроба, расположенного от нее на северо-западе, — 140 футов (42 м). Интересно, что с этой стороны часть скалы была срезана, и сделали это, по-видимому, еще строители Константинова храма. Большая трещина или расщелина, которая упоминалась в предыдущей главе, находится в восточной части скалы.
        В XIX и начале XX века производились некоторые раскопки на участках, прилегающих к храму Гроба Господня, в частности, на Русском месте (Александровском подворье), в Коптском монастыре и при строительстве лютеранской церкви Редемер. Основной целью этих раскопок было открыть остатки «второй» городской стены библейского Иерусалима. К нынешнему времени результаты этих изысканий почти полностью пересмотрены. Подробнее мы поговорим об этом в соответствующем месте.
        Настоящие археологические исследования на участке храма Гроба Господня стали возможными только во второй половине XX века. В ходе ремонтных и восстановительных работ в храме, продолжавшихся в 1961–69 гг. и в 1970-е годы, В. Корбо (Corbo), С. Куаснон (Coüasnon) и др. провели основательные раскопки. В различных частях храма ниже уровня пола были открыты остатки древней каменоломни, датированной VIII–I вв. до н. э. По характерным вырезам в скальной породе предполагается, что отсюда брали камень для городского строительства эпохи Второго Храма. Скала, в которой видят Голгофу, несколько возвышалась над каменоломней. К началу новой эры работы в каменоломни прекратились, после чего на этом участке появились еврейские гробницы. Одной из них является упомянутый погребальный склеп, известный как гробница Иосифа Аримафейского и Никодима. Следующий археологический слой образуют остатки фундамента римского святилища (теменоса) и датируются временем построения Элии Капитолины. Правда, остатки эти, обнаруженные непосредственно в храме Гроба Господня, чрезвычайно фрагментарны. Найдены только основания стен римского святилища; верхние блоки, вероятно, были удалены, когда на этом месте в 326–335 гг. строилась Константинова базилика. Ниже каменного пола Ротонды, на север от Эдикулы, построенной над гробницей Христа, открыто место, которое, возможно, использовалось как подземное хранилище (favissa) под Римским храмом.
        Самый большим остатком Адриановой каменной кладки, обнаруженной в храме Гроба Господня, является массивная стена, сохранившаяся на большой высоте под северным краем передней площадки (parvis'ом) храма. В. Корбо идентифицировал эту стену как западное продолжение сохранившейся южной стены теменоса, которая окружала римский храм. Юго-восточный угол стены теменоса доныне виден на Русском месте (Russian Hospice) на восток от храма Гроба Господня ⁵³. Две стены неравной толщины встречаются здесь не точно под прямым углом. Они сложены из больших квадов с типично иродианской обработкой краев. Вероятно, строители Адриана пользовались каменными блоками, взятыми из разрушенных зданий Иерусалима периода Второго Храма. В Византийский период эти стены были облицованы мраморными плитами, на что указывают маленькие впадины в камнях ⁵⁴.
        В. Корбо предположил, что упоминаемый Евсевием и другими церковными писателями храм Афродиты-Венеры занимал западную часть нынешнего храма Гроба Господня, т. е. площадь Ротонды, тогда как на месте нынешнего Кафоликона, т. е. на месте базилики Константина, стояла римская базилика ⁵⁵. По мнению В. Корбо, построенный в 326–335 гг. христианский храм (доныне сохраняющий свою структуру) воспроизводит конфигурацию римского теменоса: строители Константина возвели стены нового храма на фундаментах стен римского святилища, а в некоторых случаях даже сохранили прежнюю кладку на значительной высоте. Нижние части колонн Ротонды также, возможно, принадлежали раньше храму Венеры, который, по всей видимости, имел круглую форму. Правда, С. Куаснон предложил другую датировку тех же самых остатков строений римского периода, а также их интерпретацию, и его выводы во многих существенных деталях отличаются от теории В. Корбо ⁵⁶. Позднее взгляды этих ученых были критически пересмотрены и появилось мнение, что строители Константина вовсе не ставили свои стены на римские фундаменты, но вторично использовали материал римского святилища ⁵⁷. В таком случае каменные блоки эти были далеко не в первом употреблении, ибо и строители Адриана, как говорилось, брали их из предшествующих строений. Результаты раскопок, конечно, подлежат дальнейшему изучению, но, тем не менее, установлено главное: христианский храм был построен на месте более раннего римского храма.
        В 1970 г. Армянский патриархат начал исследовать пространство к востоку от принадлежащей ему часовни св. Елены. Исследования эти привели к интересным результатам. За массивной кладкой открылось пустое помещение, по-видимому, блокированное еще римскими строителями. Ныне в этом помещении устроена часовня св. Вартана или, по-другому названию, часовня Армянских мучеников. Здесь также были обнаружены большие каменные блоки Иродианского времени, которые использовали сначала строители Адриана, а затем строители Константина. В течение раскопок открылось шесть древних стен, датируемых как римским, так и византийским временем. На одном из каменных блоков сохранился рисунок римского торгового судна, под которым имеется не очень четкая латинская надпись, реконструированная М. Броши (продолжавшим исследования в часовне св. Вартана в 1975–1981 гг.) как «DOMINE IVIMUS». М. Броши предположил, что надпись эта восходит к латинской версии Пс 121:1: in domum Domini ibimus («пойдем в дом Господень») и сделана христианскими паломниками ок. 330 г., когда еще строилась базилика Константина ⁵⁸. Впоследствии Ш. Гибсон и Дж. Тейлор оспорили и эту трактовку, и само прочтение надписи, доказывая, что она не имеет никакого отношения к христианам и оставлена еще строителями Адрианова храма ⁵⁹.

        Подводя итог, можно сказать, что археологические изыскания в храме Гроба Господня привели к результатам столь же интересным, сколь и спорным. Подтвердилось лишь одно сообщение Евсевия и других церковных писателей, — именно то, что комплекс храма Гроба Господня построен на месте римского храма и, более того, возможно, воспроизводит его конструкцию. Не доказано, правда, что этот храм был посвящен именно Афродите-Венере, а не какому-либо иному божеству. Римский храм был воздвигнут во II веке, вероятно, в правление Адриана или Антонина Пия, и действовал до момента его преобразования в христианское святилище, — до 326–335 гг. Строительный материал этого храма сохранился в фундаменте Константиновой церкви. Однако археологи не нашли никаких следов христианского присутствия на этом участке в до-Никейскую эпоху. Надпись DOMINE IVIMUS в часовне св. Вартана, как бы ее не датировать, по видимому, сделана не христианами. Погребальный склеп, условно именуемый гробницей Иосифа Аримафейского и Никодима, является типичной еврейской гробницей, в каких хоронили на протяжении столетий. Тот факт, что на участке храма Гроба Господня открыты древние еврейские погребения и что некоторые авторы считают весомым аргументом в пользу подлинности гробницы Христа, сам по себе говорит лишь о том, что на этом участке до 135 г. хоронили умерших. Но из чего следует, что именно на этом кладбище, одном из многих кладбищ Иерусалима, был погребен Иисус Христос?
        Датировать гробницу, ныне находящуюся в Эдикуле и почитаемую как Гроб Господень, после всего что произошло с нею на протяжении веков, — после полного разрушения ее в 1009 г. по приказу халифа ал-Хакима и в 1244 г. хорезмийскими завоевателями, а также после всех реставраций и перестроек, — понятно, сегодня весьма затруднительно, если не сказать: невозможно. В сущности, это давно уже не гробница, а не первая по счету конструкция, заключающая фрагменты той древней гробницы. Мы можем лишь предположить, что изначально она была подобна близлежащей еврейской гробнице за Сирийской часовней и имела такое же внутреннее устройство, — те же полкообразные ниши-кокким для нескольких покойников. Возможно также, она была несколько иного типа, того, к которому относится и «Садовая гробница», — с прихожей и погребальной камерой со скамьями-лежанками для одного или двух покойников. Конструкция нынешней Эдикулы с передним и внутренним помещениями, воспроизводящая, видимо, конструкцию первоначальной Эдикулы, указывает на второй тип еврейских погребений.
        Но была ли это именно та гробница, в которой погребли Иисуса?
        Анализируя данные археологии, Дж. Мерфи О’Коннор вполне это допускает. «В начале I в. н. э. здесь была используемая каменоломня, находившаяся за чертою городских стен. Обнаруженные здесь гробницы датируются I в. до н. э. и I в. н. э.; они высечены в вертикальной западной стене оставленной каменоломни. Наша гробница была подобна им, — также высеченная в скальной породе, она имела вход с восточной стороны. Эти факты — достаточно малый вклад археологии, но они, тем не менее, показывают, что этот участок совместим с топографическими данными, представленными Евангелиями. Иисус был распят на возвышенной скале, напоминающей череп, вне города (Ин 19:17), и погребен недалеко от нее (Ин 19:41–42). Трава и растения, поливаемые зимой, когда идет дождь, создали зеленый покров в карьере, который Иоанн удостаивает названия "сад". Аргументом за аутентичность существующей традиции иерусалимской общины является то, что на этом месте совершались литургические церемонии вплоть до 66 г. н. э. Даже когда этот участок оказался внутри стен в 41–43 гг. н. э., он не был застроен. Память об участке осталась, и была, возможно, использована мстительным Адрианом в 135 г., когда он засыпал карьер, чтобы поднять уровень земли для строительства своего храма, который был посвящен Афродите»⁶⁰.
        Некоторые из «фактов», приведенных Мерфи О’Коннором, сами нуждаются в доказательстве. А именно: утверждение, что этот участок в I в. н. э. находился за чертою городских стен, что на нем до 66 г. справлялись «литургические церемонии» (liturgical celebrations; вероятно, Мерфи О’Коннор хотел сказать: «погребальные»), не говоря уже о чисто гипотетическом «зеленом покрове», который в Евангелии от Иоанна называется даже садом. По этому поводу Д. Чедвик справедливо замечает: «Можно спросить Мерфи О’Коннора: почему Мария Магдалина вообразила, что она говорит с садовником (Ин 20:15), если она стояла всего лишь на зеленом покрове, возникшем на материковой породе каменоломни? Из-за недостатка пахотной почвы место храма Святого Гроба не могло быть садом во времена Иисуса»⁶¹.
        Д. Чедвик полагает, что жители Иерусалима той поры вообще старались не хоронить покойников на западе от города, поскольку частые западные ветры несли на жилые кварталы запах разлагающихся в гробницах трупов. В подкрепление этого приводится норма ВТ Бава-Батра, 25a, отражающая, видимо, давнюю традицию: «Расстояние от останков животных, гробниц и мастерских дубильщиков до города — не менее пятьдесят локтей. Никто не ставит дубильню иначе как на восток от города. Р. Акиба говорит: на каждый ветер одно место, кроме запада, и расстояние в пятьдесят локтей». Чем же тогда, спрашивает Чедвик, объяснить наличие еврейских захоронений на участке храма Святого Гроба? Тем, что они возникли до строительства «второй» стены и, таким образом, находились не на западе, а на севере от тогдашнего города (и не попадали под запрет). Но во времена Иисуса, считает Д. Чедвик, когда уже существовала «вторая» стена, погребения на этом участке были прекращены ⁶².
        К этим соображениям добавим argumentum ex contrario. Предположим, что на данном участке все-таки совершались погребения во времена Иисуса и он почитался христианами I-го и начала II-го веков. Было бы вполне естественным, что палестинские христиане той поры желали быть похороненными поближе к гробнице основателя Церкви, так же как впоследствии христиан хоронили поближе к могилам святых. В иудаизме существовала аналогичная традиция. Таким образом, в течении столетия (33–135 гг.) на рассматриваемом участке вполне мог образоваться небольшой христианский некрополь. Во всяком случае, мы вправе ожидать, что здесь должны были бы быть погребены члены семьи Иисуса — прежде всего его братья Иаков (ум. 63 г.) и Симеон (ум. 107 г.), погибшие в Иерусалиме во время гонений. То, что в новое время найденные под стеною Ротонды остатки погребального склепа были связаны с именами евангельских героев, свидетельствует, что сделавшие это руководствовались теми же представлениями.
        Очевидно, однако, что так не думали строители Константина, которые, сооружая Ротонду храма Гроба Господня, рассекли пополам и тем самым разрушили указанную гробницу. Скорее всего строители Константина следовали своим римским предшественникам, и конфигурация Ротонды диктовалась конструкцией Адрианова храма. И все же, несомненно, христианские строители видели остатки погребального склепа к западу от гробницы Иисуса, но не придавали ему никакой ценности. Все их внимание было сосредоточено на гробнице Христа, а со всеми прочими погребениями они не считались. Следовательно, христианского некрополя здесь не было, — во всяком случае, строители Константина его не увидели. А это — аргумент против использования этого участка христианами до-Никейской эпохи («литургических церемоний» Мерфи О’Коннора), и, в конечном счете, против подлинности Святого Гроба.
        Таким рассуждением мы хотим лишь показать, что результаты археологических изысканий в храме Гроба Господня далеко не однозначны. Все открытия и находки спорны. При желании оправдать церковную традицию их можно представить как аргументы в пользу аутентичности гробницы Иисуса, а при неимении такого желания — как аргументы против нее. Так называемая «гробница Иосифа Аримафейского и Никодима» за Сирийской часовней иллюстрирует это наилучшим образом. То же самое относится к надписи DOMINE IVIMUS в часовне св. Вартана и к другим находкам и открытиям.
        «Все, что мы можем сказать, — пишет М. Биддл в своей работе, посвященной гробнице Христа, — так это то, что если арест Иисуса, его страсти и распятие в Иерусалиме должны быть приняты как исторический факт, то не имеется никакого другого участка, который имел бы большее основание быть местом его казни и похорон»⁶³. В подтверждение такого вывода английский исследователь приводит слова прежнего главного археолога Иерусалима Д. Бахата: «Мы не можем быть абсолютно уверенны, что участок храма Святого Гроба — участок похорон Иисуса, но, поскольку мы не знаем никакого другого участка, о котором можно говорить нечто подобное, то у нас нет веской причины отклонять подлинность данного участка» (там же). Со своей стороны мы заметим, что говорящие так несколько неточны. В одной из следующих глав мы рассмотрим по меньшей мере четыре альтернативных локализации Голгофы и гробницы Иисуса, одна из которых почти официально принята протестантами.
        Впрочем, Д. Бахат и М. Биддл правы в главном: нельзя решительно отрицать церковную традицию, не имея на то веских оснований. Можно сколь угодно сомневаться в достоверности открытия 326 года, описанного Евсевием Кесарийским и другими христианскими писателями, но невозможно ниспровергнуть многовековую традицию местонахождения гробницы Иисуса. Мы должны считаться с этой традицией как с исторической данностью. Опровергнуть церковную традицию может только одно: установление другого места погребения Иисуса, которое базировалось бы на очевидных и неоспоримых фактах. До тех пор, пока этого не произошло, церковная традиция сохраняет свою силу. Мы хотим подчеркнуть это, прежде чем продолжим нашу тему.

        Остается, правда, ответить на немаловажный вопрос: почему Адрианов храм был построен на этом месте? Византийские и западно-христианские авторы, как мы видели, связывали это со стремлением враждебных христианству язычников скрыть величайшую церковную святыню и подменить поклонение истинному Богу поклонением «распутному демону Афродиты». Это мнение остается общепринятым и в нынешней Церкви. Так ли было на самом деле?
        Как известно, продолжая эллинистическую практику, римляне охотно перестраивали в своем вкусе почитаемые в древности святилища, а также возводили на их месте новые храмы. Так же поступали и строители Адриана, возводя на развалинах Иерусалима римскую колонию Элию Капитолину. На месте иудейского Второго Храма был построен храм Юпитера Капитолийского со статуями Юпитера и самого Адриана (Иероним. Комм. на Ис 2:8; Комм. на Мф 24:15). Почитаемая евреями купель Вифезда была обращена в римскую лечебницу, а рядом возведен храм Эскулапа (ныне на его месте стоит церковь св. Анны). Наиболее подробное перечисление Адриановых построек в Иерусалиме дает Пасхальная хроника (VII в.), которая под 119 г. н. э. (?) сообщает о возведении в Иерусалиме главного храма, двух форумов (du,o dhmo,sia), театра, монетного двора, а также сооружений, называемых Трикамарон, Тетранимфон и Додекапилон (I, 224; PG, 92, 613). Этот перечень римских построек в Иерусалиме совершенно уникален и нигде больше не встречается. Авторы Пасхальной хроники пользовались такими источниками, которые не сохранились до наших дней и ныне неизвестны. Местоположение таких объектов как римский театр, монетный двор, Трикамарон, Тетранимфон и Додекапилон до сих пор не установлено, и мы можем только гадать, где они находились ⁶⁴. И, поскольку в Пасхальной хронике не упоминается храм Афродиты-Венеры, не исключено, что какой-то из трех последних объектов отождествлялся авторами хроники с тем «идольским капищем», которое стояло на месте гробницы Христа.
        В принципе нельзя исключить того, что римляне построили свой храм на месте некого почитаемого ранее объекта. Такое было бы более чем вероятно, если бы мы располагали хотя бы каким-нибудь указанием на почитание данного участка в до-Адрианову эпоху. Но таких указаний нет.
        Строительство Адрианова храма в этой части города было, по-видимому, вызвано совершенно другим обстоятельством. Пасхальная хроника сообщает, что в Элии Капитолине было два форума или гражданских центра — т. н. «демосий». Один из этих центров обнаружен к северу от Храмовой горы, в Мусульманском квартале. Довольно большой участок площадью примерно 200 х 150 м между нынешними улицами Харет Баб ас-Сахира и Тарик Баб Хитта в древности занимал римский форум. Почитаемая христианами арка Ecce Homo на Виа Долороза в действительности является остатком триумфальной арки Адриана, стоявшей при входе на этот форум с запада. Но где была вторая городская «демосия», указываемая Пасхальной хроникой? Судя по всему, второй гражданский центр или форум располагался непосредственно южнее храма Венеры, на месте нынешнего Муристана. Последний с эпохи Средневековья известен как традиционная торговая площадь Иерусалима. Вполне вероятно, что площадь здесь существовала и раньше, еще в эпоху Античности. Археологи обнаружили следы римских строительных работ на участке Русского места и лютеранской церкви Редимер. Римляне засыпали в этом месте низины и повысили уровень земли, чтобы сровнять его с проходящей немного восточнее главной транспортной магистралью Элии Капитолины — Кардо Максимус. На этой платформе и располагался второй городской форум. Храм Венеры примыкал к нему с севера, органически входя в комплекс строений, святилищ и колоннад, обычно окружавших римские форумы. То есть строительство храма Венеры или ряда святилищ, посвященных римским богам, было связано с оформлением второго гражданского центра, созданного в этой части города ⁶⁵.
        Торговая площадь под названием Forum rerum venalium появляется на картах Иерусалима периода крестоносцев. Она изображается в центре города, по левую сторону «улицы Сионских ворот» (via porte mons Syon), как при крестоносцах называлась южная часть Кардо Максимус. Этот форум можно локализовать в нынешнем Еврейском квартале, на пересечении улиц ха-Йехудим (Харет ал-Йахуд) и ха-Шальшелет (Тарик Баб ал-Сильсиле). Следуя описанию автора La Citez de Jherusalem (ок. 1220 г.), в этом месте располагались лавки латинских менял (глл. 5, 10). Рискнем предположить, что Forum rerum venalium крестоносцев является наследником римского гражданского форума и «демосии» византийской «Пасхальной хроники». Так же как и те, форум крестоносцев примыкает к главной городской магистрали — Кардо Максимус–«улице Сионских ворот».

5. Анализ евангельских данных

        В этой главе мы займемся тем, с чего, собственно, должны были начать. Прежде, чем говорить что-либо о местоположении Голгофы и гробницы Иисуса, следует рассмотреть данные первоисточников, — четырех канонических Евангелий и новозаветных писаний в целом, а также раннехристианской традиции, представленной сочинениями церковных авторов II–V вв. Проанализируем соответствующие тексты.
        Канонические Евангелия, хотя и с небольшими отклонениями (каждое в свою сторону), воспроизводят в основном одно и то же христианское предание, которое в среде библеистов называется «повествованием о Страстях Господних». Предполагают также, что оно было вначале написано отдельным образом и имело хождение в раннехристианских общинах, пока не сделалось заключительной частью Евангелий.
        Предание это содержит непременные эпизоды:
        1. Пасхальная вечеря Иисуса с учениками (Мф 26:17–29; Мк 14:12–25; Лк 22:7–38; Ин 13–17);
        2. Ночная молитва в Гефсиманском саду на Елеонской горе (Мф 26:30–46; Мк 14:26–42; Лк 22:39–46; Ин 18:1);
        3. Арест Иисуса в том же саду (Мф 26:47–56; Мк 14:43–52; Лк 22:47–53; Ин 18:2–12);
        4. Допрос (или суд) в синедрионе (или в собрании) иудейских старейшин (Мф 26:57–75; Мк 14:53–72; Лк 22:66–71; Ин 18:13–27);
        5. Допрос (или утверждение приговора старейшин) римским правителем Пилатом (Мф 27:1–30; Мк 15:2–19; Лк 23:1–25; Ин 18:28–19:15);
        6. Казнь Иисуса через распятие (Мф 27:31–56; Мк 15:20–41; Лк 23:26–49; Ин 19:16–37);
        7. Погребение (Мф 27:57–66; Мк 15:42–47; Лк 23:50–55; Ин 19:38–42);
        8. Воскресение из мертвых (Мф 28:1 сл.; Мк 16:1 сл.; Лк 24:1 сл.; Ин 20:1 сл.).
        Дополнительно к этому евангелист Лука сообщает об участии в деле Иисуса прибывшего в Иерусалим тетрарха Ирода Антипы (23:8–12), вставляя этот эпизод в рассказ о суде Пилата, а евангелист Матфей, со своей стороны, вставляет в повествование эпизоды с раскаянием и смертью Иуды Искариота (27:3–10) и со стражей у гроба Иисуса (27:62–66; 28:9–15).
        Из всех мест, где происходили указанные события, бесспорно локализуется только одно: Гефсиманский сад на Елеонской горе, к востоку от Иерусалима. Обо всех остальных пунктах евангельского предания мы можем судить лишь предположительно.
        Например, до сих пор не выяснено точно, где Иисуса судил синедрион (или собрание старейшин).
        Обычно заседания иерусалимского синедриона происходили в особой Каменной палате (Lishkat ha-Gazit), которая, согласно Мишне, находилась во внутреннем дворе Храма (Йома, 25, 1). Однако Матфей, Марк и Иоанн, повествуя о допросе Иисуса, говорят о «дворце» или «дворе» первосвященника (auvlh/j tou/ avrciere,wj — Мф 26:57; Ин 18:15), а Лука — о «доме первосвященника» (oi=koj tou/ avrciere,wj; 22:54). Действительно, вряд ли судьи Иисуса собрались тогда в Каменной палате при Храме. Есть все основания считать, что заседание это было внеурочное (происходило оно ночью или ранним утром) и даже чрезвычайное. Оно вполне могло происходить в собственном доме первосвященника, где, вероятно, члены синедриона собирались в тех случаях, когда нужно было решить какой-то частный или срочный вопрос (Мф 26:3). По всей видимости дом первосвященника имел довольно обширный двор (auvlh/j) с неким возвышением, где происходил суд над Иисусом, в то время как Петр оставался вне или внизу этого возвышения (Мф 26:69; Мк 14:66). Марк говорит даже о «переднем дворе» (to. proau,lion — 14:68), подразумевая, что имелся и другой, внутренний двор. Исследователи полагают, что это был не частный дом, а официальная резиденция иерусалимского первосвященника, в которой позже проживал первосвященник Анания (Иосиф Флавий. Война, II, 17, 6)⁶⁶.
        Где находился дом Каиафы? Церковная традиция, зафиксированная уже Бордосским путником (333 г.), помещает его в юго-западной части Иерусалима, близ нынешних Сионских ворот, а то и вовсе на горе Сион, за пределами нынешнего Старого города. «С той же дороги (Силоамской), — читаем в Бордосском итинерарии, — подымаешься на Сион, и видно место дома первосвященника Каиафы (domus Caifae sacerdotis), и до сих пор находится здесь столб, у которого бичевали Христа» (CSEL, 39, 22)⁶⁷. О том же говорит «Бревиарий Иерусалима» ок. 530 г.: «оттуда (от церкви Сионской) приходишь к дому Каиафы, где отрекся святой Петр; там есть большая базилика св. Петра» (CSEL, 39, 155). О том, что дом Каиафы был обращен в церковь св. Петра, отмечают и другие византийские авторы, в частности, Никифор Калликст (Церковная история, VIII, 30). Дом Каиафы, в частности, видят на знаменитой Медебской карте (V в.) в строении, изображенном ниже Кардо Максимус, между Сионской базиликой и «башней Давида». На Сионе, перед церковью Апостолов, помещается дом Каиафы и на средневековых картах Иерусалима. Показываемый ныне на Сионе «дом Каиафы», так же как и церковь Апостолов (Cœnaculum), были построены в 1229 г. Фридрихом II. Но, вероятно, место их строительства было выбрано не случайно и основывалось на давней традиции.
        Эта традиция отчасти подкрепляется и археологическими находками. Немного севернее Сиона, в южной части нынешнего Еврейского квартала обнаружен фундамент богатого здания Иродианского периода, который археологи окрестили «Домом правления» (Beit Hamidot), вполне допуская, что это и есть особняк иерусалимского первосвященника, куда приводили схваченного Иисуса.
        Получатся, что арестованного в Гефсиманском саду Иисуса повели через весь город, на другую его сторону. Путь этот весьма интересовал средневековых христиан, желавших определить т. н. Via captivitatis. Полагали, что из Гефсиманского сада Иисуса повели вдоль Кедронского потока на юг, к гробнице Авессалома, где был мост через Кедрон. С этого моста разъяренная толпа столкнула Иисуса, отчего на серой скале под мостом отпечатался след ноги (или руки) Спасителя. Так рассказывает Ансельм Кентерберийский (XII в.) в своем «Описании Святой земли». Далее предполагается, что Иисуса ввели в город через одни из ворот, расположенных в древней стене Иерусалима, которая спускалась от Храма на юг, огибала Офель, источник Силоам и Сионскую гору. Стефан Гумпенбергский насчитывал от Гефсиманского сада до дома Анны 1800 шагов, а между домами Анны и Каиафы — 200 шагов; другие авторы указывали и большие расстояния ⁶⁸.
        Впрочем, установление местоположения дома Каиафы мало что дает для решения вопроса, вынесенного в заглавие настоящей статьи. Уже следующий пункт повествования о Страстях локализовать чрезвычайно трудно.
        «От Каиафы повели Иисуса в преторий», — читаем в Евангелиях. Иерусалимскому синедриону было дозволено выносить смертные приговоры за религиозные преступления, но они подлежали рассмотрению и утверждению римским наместником. Приведение приговоров в исполнение также было делом римлян. В Вавилонском Талмуде отмечается, что у синедриона были отняты смертные приговоры за сорок лет перед разрушением Храма (Авода-Зара, 8b), то есть примерно в 30 г. н. э. «Нам не позволено придавать смерти никого», — говорили иудеи Пилату, требуя казни Иисуса (Ин 18:31). Таким образом, в деле Иисуса синедрион был судом первой инстанции, а римский наместник — высшей.
        Греческое слово to. praitw,rion воспроизводит латинское praetorium, означающее ставку полководца, а также резиденцию наместника провинции, в том числе и наместника Иудеи (при том, что Пилат, по всей видимости, имел должность префекта ⁶⁹). В Кесарии Палестинской такая же резиденция называлась Иродовым преторием (Деян 23:35; ср. Флп 1:13). В Иерусалиме римские наместники появлялись время от времени, главным образом, во время больших иудейских праздников, чтобы наблюдать за порядком при многолюдном стечении паломников. Бывало также, наместники оставались в Иерусалиме довольно продолжительное время, устраивая здесь свою зимнюю стоянку (Иосиф Флавий. Древности, XVIII, 3, 1). Арест Иисуса пришелся на канун Пасхи, так что присутствие Пилата в Иерусалиме вполне объяснимо. В другое время, вероятно, арестованного Иисуса повели бы в Кесарию Палестинскую, как позже апостола Павла, либо заключили бы под стражу до прибытия в Иерусалим римского наместника.
        Стоит отметить, что только последний евангелист пишет прямо: «от Каиафы повели Иисуса в преторий» (18:28). Синоптики сообщают лишь, что первосвященники и старейшины народа «отвели и предали Его Понтию Пилату, правителю» (Мф 27:2; Мк 15:1; Лк 23:1), а термин «преторий» появляется в их повествовании позже, после разбирательства дела Пилатом, когда его воины отвели Иисуса «внутрь двора, то есть в преторий» и подвергли осужденного насмешкам и издевательствам (Мк 15:16; Мф 27:27), отчего у некоторых исследователей возникло предположение, что место суда Пилата и преторий — два разных объекта, и что bh,matoj («судейское место», «помост» — Мф 27:19, «судилище» — Ин 19:13), на котором восседал Пилат, отстоит на некотором расстоянии от to. praitw,rion, где воины наместника глумились над осужденным Иисусом и откуда повели его на распятие.
        Все же более естественно полагать, что термин to. praitw,rion указывает прежде всего на резиденцию римского наместника, правителя провинции. Вероятно, евангелисты-синоптики подразумевали под преторием внутренний двор резиденции Пилата, а под «судейским местом», «судилищем», Лифостротоном — каменный помост перед преторием, открытый для взоров народа, на котором восседал наместник, творя суд ⁷⁰. Последний евангелист сообщает характерную деталь: «[иудеи] не вошли в преторий, чтобы не оскверниться, но чтобы можно было есть пасху» (18:28). Следовательно, это был некий двор, окруженный оградой или рядом строений. Будучи занят римлянами, двор этот рассматривался иудеями как «нечистое» место, вступление на которое влекло за собою ритуальное осквернение.
        В том же Евангелии читаем, что Пилат увел Иисуса внутрь претория, где и допрашивал его, в то время как обвинители оставались вне претория, и римлянин периодически выходил к ним, обращаясь с речью и предлагая свое решение дела (Ин 18:29, 38; 19:4, 17). Таким образом, по Иоанну выходит, что судейское место (Лифостротон) находилось внутри претория. Как бы то ни было, мы должны заключить, что преторий и «судилище» Пилата тесно связаны друг с другом. После того, как Иисус был осужден на смерть, солдаты наместника в том же претории подвергают его издевательствам, а также по римскому обычаю бичуют перед распятием (Мф 27:27 сл; Мк 15:16 сл).
        Как соотносили судейское место Пилата и преторий раннехристианские писатели, знакомые с подобными судилищами не понаслышке? Епифаний Кипрский так перечисляет места крестных страданий Христа: Гефсимания, дом Каиафы, преторий, жилище Ирода-тетрарха, Голгофа (Анхорат, 40, 3), — из чего мы видим, что евангельский суд Пилата связывается с преторием. Бордосский путник пишет: «дом или преторий Понтия Пилата» (CSEL, 39, 22), понимая его как жилище, резиденцию правителя. Само обозначение «преторий Пилата», вошедшее в христианскую литературу (Кирилл Иерусалимский. Поучения, XIII, 39; PG, 50, 813; 814, 816; 59, 455) означает, что церковные авторы разумели, что именно там Пилат и судил Иисуса. Стоит добавить, что в аналогичных случаях, когда деятели ранней Церкви привлекали к суду военно-административной власти, процессы происходили в претории (Мученичество Киприана, 12; Мученичество Дасия, 5, 3).
        Итак, все перечисленные объекты: to. praitw,rion( bh,matoj( Liqo,strwton&Gabbaqa относятся к резиденции римского наместника в Иерусалиме. Внутренний двор этой резиденции был достаточно большим, чтобы вместить «весь полк» (Мф 27:27; Мк 15:16), вероятно, когорту — 400–600 воинов. Вполне вероятно, что и апостол Павел, будучи доставлен своими обвинителями к тысяченачальнику Клавдию Лисию, очутился в том самом претории, в который двумя десятилетиями прежде вводили Иисуса. В Деяниях апостолов Лука называет это место крепостью (parembolh, — 21:34, 37)⁷¹. Павел содержался здесь под стражей, пока не был отправлен в Кесарию Палестинскую.
        Локализацией претория Пилата мы еще займемся, а пока продолжим изучение Евангелий.
        «Когда же насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, одели Его в собственные одежды Его и вывели Его, чтобы распять Его... И привели Его на место Голгофу, что значит: Лобное место» (Мк 15:20, 22; Мф 27:31, 33). Евангелисты не указывают, в каком именно направлении повели Иисуса на распятие и как долго продолжалось шествие к Голгофе. Из комедии «Привидение» (Mostellaria) римского автора II в. до н. э. Плавта мы узнаем, что приговоренного к распятию, прежде чем пригвоздить ко кресту, водили по людным улицам с перекладиной (patibulatum) на плечах, стегая бичами в назидание народу (ст. 55–57). Если с Иисусом поступили именно так, то маршрут Крестного пути может быть самым разнообразным. Осужденного долго водили по главным улицам города в том или ином направлении, пока, наконец, не доставляли на место распятия. Так и было бы с Иисусом, если дело происходило бы в Греции или Риме. Но, допустим, в Иерусалиме римляне по необходимости учитывали местные условия. В виду приближающегося праздника Пасхи, до наступления которого оставалось несколько часов, показательный обход города был сокращен или вовсе отменен, и экзекуторы поведи осужденного прямиком на место казни.
        Можно представить, что Голгофа находилась в некотором удалении от претория, так как потребовался человек со свежими силами, который мог бы нести орудие казни вместо избитого и обессиленного Иисуса (Мф 27:32 и пар.)⁷². У Матфея сказано: «выходя (evxerco,menoi), они встретили одного Киринеянина, по имени Симона; сего заставили нести крест Его» (27:32). У Марка встречаем подобное же выражение: «и вывели Его (evxa,gousin), чтобы распять Его» (15:20). Эти глаголы «выводить», «выходить» заставляют думать, что они относятся не только и не столько к преторию Пилата, сколько к городской стене, и что место распятия находилось вне города. Последний евангелист определенно указывает, что распятие произошло «недалеко от города» (Ин 19:20), т. е. за чертой городских стен («вне врат» — Евр 13:12), в достаточно людном месте, так что поставленную на кресте надпись «читали многие из иудеев».
        По-видимому, рядом с Голгофой проходила оживленная дорога; Матфей и Марк упоминают «проходящих» (oi` paraporeuo,menoi) у креста (Мф 27:39; Мк 15:29), что можно понимать как «идущих мимо по дороге». Лука представляет дело так, что у креста находилась толпа, специально «сошедшаяся на зрелище», которая затем вернулась в город (23:48). Но, по-видимому, Матфей и Марк точнее передают первоначальное предание. Иисус был распят близ дороги, ведущей в город, недалеко от городских ворот (характерно упоминание «врат» в Евр 13:12), что вполне естественно в случае публичной показательной казни. Стоит учесть, что вместе с Иисусом были распяты два разбойника. Вероятно, Голгофа представляла собою обычное тогда место совершения публичных казней. «Всякий раз, когда мы распинаем преступников, — писал Квинтилиан, — выбирается многолюдная большая дорога (celeberrimae eliguntur viae), чтобы многие видели это и страшились, потому что эта казнь служит не только возмездием за содеянное, но и предостережением для других» (Малые речи, 274, 13).
        В талмудической литературе Голгофа не упоминается вовсе (как и многие другие евангельские топонимы), но само это слово семитское. Евангельское Golgoqa/ передает арамейское gūlgāltā’ или gōlgōtā’, что означает «череп»⁷³. Евангелисты довольно точно переводят это слово как «Лобное место» (Krani,ou To,poj; в Вульгате: Calvariae locus). Что означает это название? В Евангелиях не говорится, что Голгофа представляла собою возвышенность, но естественно предположить, что это был холм или бугор, своими очертаниями напоминающий человеческий череп. Бордосский путник (333 г.) описывает Голгофу как небольшую горку, холмик (monticulus). Иероним Стридонский и Евхерий Лионский называют ее скалою Креста (crucis rupe). О том, что Голгофа не просто холм, а скала, и притом крутая, мы узнаем из сообщений последующих авторов. «Гора скалистая... — описывает ее Феодосий (ок. 530 г.), — на каковую гору восходят по ступеням: там был распят Господь» (CSEL, 39, 140–141).
        Итак, все, что мы можем вывести о Голгофе из Евангелий, а также из раннехристианского предания (в тех случаях, где оно не противоречит Евангелиям), заключается в следующем:
        1) Голгофа находилась за пределами города;
        2) близ оживленной дороги;
        3) недалеко от городских ворот;
        4) представляла собою небольшой холм или скалу;
        5) и являлась обычным местом публичных казней во времена Иисуса.

        Эти пять пунктов необходимо учитывать всякий раз, когда мы будем рассматривать существующие уже варианты локализации Голгофы, либо оценивать вновь предлагаемые.
        Последний пункт мог бы стать решающим в нашем исследовании, если бы в источниках сохранились какие-либо указания на этот счет. Но ни в Евангелиях, ни в сочинениях Иосифа Флавия, ни в трудах раннехристианских писателей ничего не говорится о том, где именно совершались казни в Иерусалиме начала I века.
        Некоторые исследователи, начиная с XIX века, пытаются связать Голгофу с упоминаемым в Мишне местом побиения камнями (Сангедрин, 6, 1–4), которое находилось за чертою города («вне стана» — от Лев 24:14). Связь такая довольно сомнительна. Во первых, в случае с Иисусом речь идет не о процедуре побиения камнями, предписанной в Мишне, а о римской казни через распятие. Во вторых, даже если раввинское место побиения камнями соответствует Голгофе, то это мало что дает для ее локализации, поскольку в Мишне говорится лишь, что камнями побивали «вне стана», а в вавилонском комментарии на это место — «вне трех станов» (ВТ Санг., 42b). В любом случае одного лишь отождествления места побиения камнями и евангельской Голгофы оказывается недостаточным для нахождения места распятия Иисуса, и упомянутые исследователи вынуждены искать дополнительные указания и аналогии ⁷⁴.
        Так, например, рассуждают о представлениях древних римлян относительно четырех сторон света. На западе помещалось царство усопших, а западная стена лагеря или города связывалась со «страною мрака». Римляне выводили преступников на экзекуцию через западные ворота, обычно называемые Судными (porta judiciaria). Предполагается, что и в Иерусалиме во время господства римлян имелись своего рода porta judiciaria, которые находились в западной стене города, у которых производился суд и в которые выводили из осужденных на смерть преступников. «Со времени учреждения "великого синедриона", — читаем у Н. Маккавейского, — эти ворота в Иерусалиме должны были потерять свое значение места суда, но значение ворот Судных в том смысле, что ими выводили преступников на казнь и у них же совершали ее, должно было оставаться за этими воротами навсегда»⁷⁵.
        В действительности же у римлян не было никакого твердо установленного правила на этот счет. В Риме казни обычно совершались за воротами Эсквилинскими или Коллинскими (Тацит. Анналы, II, 32; Светоний. Август, 25), находящимися в восточной и в южной стенах города, а никак не в западной. В других римских городах преступников казнили на т. н. Марсовом поле или возле Капитолия, вне зависимости от их расположения относительно городских стен и сторон света. С другой стороны, нет никаких исторических данных, что в библейском Иерусалиме имелись Судные врата. Ни в Ветхом Завете, ни в Новом, ни в сочинениях Иосифа Флавия, ни в трудах раннехристианских писателей, касавшихся топографии Иерусалима, не встречаются ворота с таким названием или же близким к нему. Сама идея, что в древнем Иерусалиме имелись porta judiciaria, как мы увидим далее, возникла лишь эпоху Средневековья.
        Переходим к месту погребения Иисуса. Влиятельный в Иерусалиме человек испросил у Пилата тело казненного и похоронил его в новой гробнице (=склепе, =пещере), «высеченной в скале» (Мк 15:46). Матфей добавляет к этому, что это была гробница, принадлежащая лично Иосифу Аримафейскому (27:60), а Лука — что там еще никто не был положен (23:53). Вот, собственно, и все, что донесло до нас синоптическое предание. В окрестностях Иерусалима сохранилось множество древних гробниц, как построенных из камня, так и высеченных в скалах. Иные из них имеют внушительные размеры и были созданы как родовые усыпальницы. «Бейт олам», — называли их евреи, что значит: «дом вечности». В одном из таких склепов, видимо, и был погребен Иисус.
        Разумеется, в какой-то мере на евангельский рассказ о погребении Христа повлияло пророчество Исаии: «Ему назначен гроб со злодеями, но Он погребен у богатого» (53:9). Заметна также перекличка с другими ветхозаветными текстами, в частности, с 3 Цар 13:30. Вполне естественно, что евангелисты опирались на существующую традицию и оперировали традиционными образами. Но это не означает, что их рассказ от начала до конца искусственен и не имеет под собою реальной почвы. Стремление максимально приспособить погребение Иисуса к пророчеству Исаии отмечается только у Матфея («богатый человек из Аримафеи» — 27:57); у Марка и Луки это стремление не так выражено («знаменитый член совета» — Мк 15:43; «человек добрый и праведный» — Лк 23:50) и совсем отсутствует у Иоанна, представляющего Иосифа Аримафейского тайным учеником Иисуса (19:38). Во всяком случае мы видим, что эта фигура не вымышлена. Иосиф Аримафейский существовал на самом деле, и, по-видимому, именно он и занялся похоронами галилейского проповедника.
        Иоанн вообще дает отличные от синоптиков сведения насчет погребения Христа. Хотя он и называет то же лицо, похоронившее Иисуса, но не говорит ни о какой скале. «А на том месте, где Он распят, был сад, а в саду гроб новый, в который еще никто не был положен. Там положили Иисуса ради пятницы Иудейской, потому что гроб был близко» (Ин 19:41–42)⁷⁶. Последние слова пояснил Татиан в «Диатессароне»: «И Иудеи, из-за пятницы же, говорили: не должно телам ночевать на древе (Вт 21:23), ибо наступает суббота, — а та суббота пришлась на великий праздник» (гл. 52). Поэтому, исполняя данную норму Второзакония, хоронившие Иисуса торопились, и им удалось уложиться в срок, потому что могила находилась недалеко от Голгофы.
        Можно ли совместить «гроб, высеченный в скале», как его описывают синоптики, и «гроб в саду» последнего евангелиста? Как правило, церковные экзегеты не находят здесь никаких затруднений и легко совмещают одно с другим. На наш взгляд, здесь имеется серьезное расхождение в показаниях источников. Рассказ Иоанна близок к синоптикам (точнее, к одному Луке), только тем замечанием, что в гробу «еще никто не был положен»⁷⁷. Во всем остальном он разительным образом отличается от синоптической традиции. Иоанн сближает место распятия и место погребения Иисуса, а также вводит понятие «сад» (kh/poj), совершенно не известное синоптикам ⁷⁸. Мы оказываемся в затруднении: какие данные более верны и что мы должны предпочесть?
        То, что еврейские гробницы периода Второго Храма высекались не только в голых скалах, лишенных всякой растительности, но и в таких местах, которые либо соседствовали, либо даже окружались садами и огородами, мы хорошо знаем на примере нескольких иерусалимских кладбищ той эпохи. То есть само по себе сочетание «сада» и «гробницы» в рассказе четвертого евангелиста не является чем-то невозможным. В Ветхом Завете также имеются примеры того, что умерших хоронили в саду, в том числе в приусадебном (4 Цар 21:18).
        Нет причин подвергать сомнению и указание Иоанна на близость гробницы к месту распятия. Оба этих места находились за городом и, вполне вероятно, соседствовали друг с другом. Мы должны принять это указание четвертого евангелиста (за неимением подобных указаний у синоптиков), тем более, что описываемая им торопливость хоронивших Иисуса «ради пятницы Иудейской» весьма правдоподобна. Хорошо известно, как у восточных народов тщательно соблюдаются погребальные обычаи и правила, и как они весьма щепетильны на этот счет. «Иудеи так строго чтят погребение мертвых, — читаем у Иосифа Флавия, — что даже приговоренных к распятию они до заката солнца снимают и хоронят» (Война, IV, 5, 2). Впечатление такое, что это написано о Христе. Не случайно в исследовательской литературе появились предположения, что Иосиф Аримафейский руководствовался не столько любовью к Иисусу, сколько стремлением соблюсти еврейский закон и обязательно похоронить покойника до наступления темноты. Ради этого он даже пожертвовал собственной гробницей, оказавшейся неподалеку от места казни.
        Так или иначе, в нашем исследовании мы должны исходить из того, что место погребения Иисуса располагалось поблизости от Голгофы, и те географические ориентиры, которые мы вывели из Евангелий относительно Голгофы, относятся также и к гробнице.

6. Альтернативные гипотезы

        На протяжении веков в христианском мире никто не подвергал сомнению аутентичность традиционно почитаемых Голгофы и гробницы Христа, пока ученые XIX века не произвели тщательную ревизию христианских святынь на предмет их подлинности и не пришли к отрицательным результатам. Отсутствие указаний на святые места в до-Никейскую эпоху породило сильнейшее подозрение, что эти святыни были изобретены задним числом для многочисленных паломников, которым хотелось лицезреть каждое место, упоминаемое в Евангелиях. Подозрений таких не избежали и древнейшие евангельские святыни: пещеры Благовещения и Рождества, а также Голгофа и Гроб Господень. Именно тогда появилась мысль о том, что настоящая гробница Иисуса еще не найдена и не идентифицирована.
        Сомнения в достоверности Голгофы и Святого Гроба возникли еще в XVIII веке. Посетивший в 1738 г. Иерусалим немецкий ориенталист Корте (Korte) опубликовал описание своего путешествия, в котором высказал мнение, что традиционная Голгофа не подлинная, поскольку располагается в центре города, а должна, согласно Евангелиям, находиться за городскими стенами. Корте предположил, что Голгофа находится на западе от Яффских ворот, в районе пруда Биркет Мамилла. Понятно, что немецкий путешественник отождествлял современные стены Старого города со стенами библейского Иерусалима. То же думали о Голгофе Дж. Плессинг в 1789 г. и Э. Кларк в 1812 г. Первый крупный ученый, проводивший археологические раскопки в Иерусалиме, — Э. Робинсон — также высказался против подлинности традиционной святыни, хотя и не предложил никакой альтернативы.
        Эрнест Ренан в качестве возможной Голгофы рассматривал несколько возвышенностей в окрестностях Старого города: ветхозаветные холм Гареб и местность Гоаф, упоминаемые пророком Иеремией (31:39) и лежащие к северо-западу от Иерусалима, а также холмы, господствующие над долиной Хинном выше Биркет Мамиллы, и еще холм, господствующий над «гротом Иеремии» (Жизнь Иисуса, гл. 25). Трудно сказать, насколько Ренан руководствовался данными источников, достижениями археологии XIX в., а насколько — стремлением продемонстрировать свою полную независимость от церковной традиции. Кажется, он готов принять за Голгофу любое место, лишь бы это был не храм Гроба Господня.
        В 1847 г., своем очерке о топографии древнего Иерусалима архитектор Дж. Фергюсон (Fergusson) высказал экстравагантное предположение, что мусульманская святыня Куббат ас-Сахра («Купол Скалы») на Храмовой горе, о которой известно, что ее построил халиф Абд ал-Малик в 691 г., до этого была церковью, созданной императором Константином Великим над Святым Гробом. В подтверждение этого Дж. Фергюсон указывал на несколько объектов на Храмовой горе, которые, по его мнению, были построены в Византийский период. Гипотеза Фергюсона встретила немало сторонников. Но критика ее историками была настолько уничтожительной, что она не продержалась и до конца XIX века. Последний удар по гипотезе Фергюсона нанесла Медебская мозаичная карта Палестины, открытая в 1896 г. На этой карте, датируемой Византийским периодом, храм Гроба Господнего изображен там, где он находится по сию пору.
        Неудача Дж. Фергюсона не остановила поисков альтернативной («подлинной») гробницы Иисуса. Особенную активность в этих поисках проявляли представители протестантских церквей, не имеющих своего участка в храме Гроба Господня. Во второй половине XIX века было предпринято несколько попыток отождествить с гробницей Иисуса те или иные погребальные склепы, обнаруженные севернее Старого города. Из них самой известной является т. н. «Садовая гробница» (Garden Tomb), находящаяся ныне во владении представителей Англиканской церкви и почитаемая протестантами как подлинная могила Иисуса.
        Почему именно к северу от Старого города стали искать Голгофу и гробницу Иисуса, объясняется влиянием евангелиста Иоанна, благодаря указанию которого, наличие «сада» стало непременным условием локализации места погребения Христа. В библейские времена к северу от Иерусалима располагались загородные усадьбы с садами и огородами. «О садах вне Иерусалима, — отмечал полковник Ч. Кондор, — мы можем прочесть у Иосифа (Война, V, 2, 2) и Иер 31:39; холм Гареб (или «плантации») упомянутый Иеремией, находился также на севере. Север рассматривался евреями как неблагоприятная сторона света. Вплоть до шестнадцатого столетия к северу от города располагалось Sahrah, "плато", описанное арабским автором как известное место (Муджир ад-Дин, 1521 г.). Стоит учесть также, что место побиения камнями святого Стефана с IV века помещалось к северу от Иерусалима. Таким образом мы видим согласие еврейской, христианской и мусульманской традиций по этому вопросу»⁷⁹ (хотя какое тут согласие, судите сами — Б. Д.).
        Еще в 1842 г. О. Фениус (Thenius) из Дрездена, а следом за ним и другие европейские путешественники предположили, что скалистый холм el-Edhemieh над т. н. «гротом Иеремии», расположенный в 228 метрах (250 ярдах) на северо-восток от Дамасских ворот, является подлинным местом распятия Иисуса. В выбоинах и расщелинах скалы наблюдатели увидели изображение, напоминающее человеческий череп. Известность этому месту принес британский генерал и рядовой библеист Ч. Дж. Гордон, уверенно заявивший в 1882 г., что el-Edhemieh и есть евангельская Голгофа. К северу от холма лежит византийское кладбище, в числе погребальных склепов которого в 1867 г. была обнаружена «Садовая гробница». На момент открытия это была христианская гробница V столетия, наполненная останками покойников. Но устройство гробницы свидетельствовало о ее до-христианском древнееврейском происхождении. После раскопок, произведенных здесь в 1881–82 гг. К. Шиком, Ч. Дж. Гордон объявил, что эта гробница является подлинным местом погребения Христа. Учрежденное в Англии Общество Садовой гробницы (Garden Tomb Society) приобрело этот участок в 1894 г. и устроило на нем религиозный комплекс, приспособленный для приема паломников из числа протестантов, а также многочисленных туристов.
        Надо сказать, что Англиканская церковь официально не признала «Садовую гробницу» в качестве святыни, но и не препятствовала своим членам поклоняться этой гробнице как Святому Гробу. Впервые за много веков у традиционного храма Гроба Господня появился достаточно влиятельный конкурент. Не только члены Англиканской церкви, но и представители других протестантских церквей потянулись к новообретенной гробнице Иисуса. Многие европейские ученые также высказались в пользу ее подлинности. Из последних выступлений по этой части можно отметить работу Дж. Тведнеса, представившего развернутое обоснование аутентичности «Садовой гробницы» и «Голгофы Гордона»⁸⁰.
        Он отметил, во-первых, что скалистый холм над «гротом Иеремии» вполне соответствует предписанной в Мишне процедуре смертной казни. Осужденного сначала сбрасывали со скалы высотою не менее 12 футов, и если он оставался жив, то побивали камнями (Сангедрин, 6, 1–4). По словам полковника Ч. Кондора, бывшего на этом участке в 1874–75 гг., существовало еврейское предание, что в прежние времена на вершине скалистого холма исполнялись смертные приговоры. Вполне вероятно, что на этом месте был побит камнями первомученик Стефан, — еще в Византийский период немного севернее скалистого холма была построена церковь св. Стефана, а Дамасские ворота были названы воротами св. Стефана. Следы византийской церкви (фрагменты мозаичного пола, изображения крестов с инициалами Иисуса Христа) сохранились непосредственно на участке «Садовой гробницы», что также, по мысли Дж. Тведнеса, свидетельствует об особом значении этого места. В ходе раскопок на этом участке в 1924 г. были обнаружены остатки винодельни, а также резервуар водоизмещением примерно 250000 галлонов. Из этого был сделан вывод о существовании здесь сада, соответствующего указанию евангелиста Иоанна (19:41).
        Аутентичность «Садовой гробницы» обосновывается открытием в этом районе ряда древнееврейских захоронений, из чего делается вывод, что вся эта местность находилась за чертою городских стен, по крайней мере, во время Иродиадов. На христианском кладбище Византийского периода, расположенном к северу от участка «Садовой гробницы», близ церкви св. Стефана, найдена надпись: «Погребенный подле Господа», что может относиться к «Садовой гробнице». Другая найденная надпись гласит: «Онисим, дьякон церкви свидетелей Воскресения». В последней надписи, предполагает Дж. Тведнес, содержится название византийской церкви, стоявшей на участке «Садовой гробницы», что косвенно указывает на место воскресения Иисуса.
        Сама гробница вполне соответствует другим известным погребениям периода Второго Храма. Она ориентирована на Храмовую гору, имеет вход с западной стороны, переднюю комнату для посетителей, а также внутреннюю камеру с нишами и скамьями для тел покойников и с небольшим оконцем (нефеш). При этом северо-восточная скамья расположена так, что ее может увидеть человек, стоящий у входа в гробницу, — так, как в четвертом Евангелии говорится о Иоанне и Марии Магдалине, что они видели скамью, наклонившись при входе в гробницу (20:5, 11). О том же свидетельствует и высота входа в гробницу, которая ниже человеческого роста. Кроме того, перед гробницей имеется желоб, по которому могли «прикатывать» ко входу круглый камень.

        Против этих доводов были выдвинуты серьезные возражения. Основные из них приводит Дж. Мерфи О’Коннор: «Гробница состоит из двух помещений, расположенных бок о бок; из вестибюля делают поворот вправо, в погребальную камеру. Эта конфигурация типична для погребальных склепов IX–VII вв. до н. э. Но в гробницах, высеченных во времена Иисуса, погребальная камера находилась обычно позади вестибюля, по прямой линии. Также можно было бы ожидать, что каждая из скамей (аркосолий), на которую полагалось тело усопшего, должна быть установлена в пределах свода. Здесь же, напротив, скамьи для тел усопших являются простым расширением стены, как и в других гробницах Железного века. Поэтому, со строго археологической точки зрения, эта гробница, конечно, не была "гробом новым" в I веке н. э. Кроме того, в Византийский период скамьи были срезаны, а скальная порода на их месте углублена, чтобы создать нечто вроде саркофагов. Такое радикальное обезображивание структуры ясно указывает, что христиане IV–VI вв. не верили, что эта гробница была местом погребения Христа»⁸¹. Уже одно то, что византийцы продолжали хоронить в этой гробнице покойников, свидетельствует, что она не была для них неприкосновенной святыней ⁸².
        К этому можно добавить еще несколько наблюдений. Д. Чедвик отмечает, что остатки винодельни свидетельствуют о существовании здесь виноградника. Между тем в Ин 19:41 фигурирует сад (kh/poj); виноградник евангелисты обозначают другим словом — avmpelw/noj ⁸³. Желоб у гробницы, скорее всего, появился в Средневековье и, вероятно, использоваться для питья животных. По мнению Д. Чедвика, здесь находилась типичная конюшня. Также и резервуар и прочие выработки в скальном основании принадлежат системе подачи и хранения воды и не имеют отношения к гробнице.
        Что касается скалистого холма над «гротом Иеремии», то трудно определить, как он выглядел в начале I века. Нынешние свои очертания холм этот приобрел совсем недавно. В течении многих веков отсюда брали твердый известняк для строительства и ландшафт этого участка непрерывно менялся. На поверхности холма располагается престижное мусульманское кладбище. Именно здесь стреляют из пушки, знаменуя окончание поста Рамадан. В мусульманской традиции этот холм вообще играет важную роль. В этом месте, согласно преданию, должно начаться воскресение мертвых перед Страшным судом.
        «Голгофа Гордона» и «Садовая гробница» продолжают пользоваться огромной популярностью, а их окрестности продолжают привлекать к себе многочисленные группы энтузиастов, надеющихся обнаружить новые свидетельства в пользу их подлинности, и, в конечном счете, подлинности евангельской истории. С этим стремлением тесным образом сопряжено желание сделать сенсацию.
        Наиболее выдающимся представителем такого рода деятелей был ныне покойный Рон Уайетт (Wyatt) из Нешвилла, врач по профессии и археолог-любитель, прославившийся «открытием» почти всех библейских реликвий, начиная с «Ноева ковчега». В 80-х годах прошлого века в поисках «Ковчега Завета» он производил раскопки на участке, непосредственно примыкающем к участку «Садовой гробницы». Помимо планируемой сенсации, — открытия ветхозаветной святыни, — Р. Уайетт объявил о большом количестве находок, отнесенных им к евангельской истории. В числе этих находок римские монеты I–II вв., «место побиения камнями», «три квадратных углубления, высеченные в коренной породе», служившие для установки крестов распятия, а также огромный обтесанный камень диаметром более 4 м и шириной 60 см, интерпретированный как «отсутствующий камень "Садовой гробницы"», закрывавший вход в нее ⁸⁴.
        Хотя, очевидно, что большинству «находок» Р. Уайетт придал крайне произвольную интерпретацию, а часть их даже прямо сфальсифицировал (за что возмущенные христианские организации окрестили самодеятельного археолога «шарлатаном и провокатором»), нужно отметить, что в данном случае он нисколько не поколебал существующую англиканскую традицию. Приняв «Садовую гробницу» в качестве святыни, Р. Уайетт все свои евангельские открытия истолковал в ее пользу. Другое дело, что все его находки у «Садовой гробницы», мнимые и реальные, не в силах затушевать отрицательные выводы археологов относительно подлинности англиканской святыни.
        В том же XIX веке появилось новое направление поисков Голгофы и гробницы Иисуса — на восток от Иерусалима, на Елеонской горе. В 1873 г. Хутчинсон (Hutchinson) высказал предположение, что распятие Иисуса произошло на Елеонской горе. Примерно такой же взгляд исповедали Беркли (Barklay) и Портер (Porter), поместившие Голгофу между восточной стеной Старого города и Кедронской долиной. Эти ученые руководствовались следующими соображениями: Кедронская долина располагалась ближе всего к резиденции Пилата и месту суда над Иисусом, которое, вероятно, находилось в северо-восточном углу Храмового комплекса. Поэтому римским солдатам вместо того, чтобы вести осужденного по тесным улочкам города на запад или на Дамасскую дорогу, удобнее было бы вывести Иисуса через самые близкие ворота и распять его близ дороги, идущей в Вифанию. Простота такого решения проблемы локализации Голгофы все же не оказалась подкупающей. Беркли и Портер встретили возражения других ученых: во-первых, евангельский рассказ подразумевает, что дорога, ведущая через Голгофу, была более оживленной, чем узкая и гористая дорога в Вифанию; во-вторых, к востоку от Иерусалима не имеется никакого места, напоминающего формой череп ⁸⁵.
        Надо сказать, что «елеонская» гипотеза примечательна тем, что имеет прецеденты в раннехристианской литературе. В апокрифическом Евангелии от Никодима, датируемом IV веком, говорится, что Иисус был распят «на том же месте, где Его взяли» (IX, 5), т. е. в Гефсиманском саду. Не известно, где автор апокрифа почерпнул такие сведения, явно противоречащие данным Евангелий. Возможно, он просто смешал два разных сада: Гефсиманский сад и сад у гробницы Иосифа Аримафейского.
        В последнее время «елеонскую» гипотезу активно отстаивают Э. Л. Мартин (Martin), М. Германо (Germano) и некоторые другие. Они исходят из предпосылки, что место распятия Иисуса Христа было сакральным местом в Иерусалиме периода Второго Храма (местом принесения «жертвы за грех») и что оно тесным образом связано с ветхозаветной и новозаветной символикой. Трудно удержаться от того, чтобы не назвать подобный подход чисто церковным, при том, что формально он противостоит существующей церковной традиции. Сторонники «елеонской» гипотезы обращают внимание на значение Елеонской горы в еврейской и христианской традиции: здесь, по Ветхому Завету, «станут ноги Господа» в Судный день (Зах 14:4), и здесь же, по Новому завету, Иисус учил апостолов и отсюда же вознесся на небо. Не имея достаточных исторических оснований считать Елеонскую гору местом казни Иисуса, сторонники этой гипотезы первостепенное значение придают ветхозаветным ассоциациям. В широком ходу также и новозаветные символы. Э. Л. Мартин так формулирует свой принцип: «география, связанная с символами, д о л ж н а б ы т ь б у к в а л ь н о й, даже если символы — нет»⁸⁶.
        Таким образом, локализация Голгофы на Елеонской горе — это плод «символической географии». Помещая в южной части Елеонской горы то место, где сжигался телец, приносившийся в жертву за грех народа (Лев 4:12; Иер 43:21; Мишна, Миддот, 1.3; 2.4; Йома, 7.2), Э. Мартин обращается к новозаветному Посланию к Евреям, где с этой «жертвой за грех» отождествляется Христос (10:8–10), а также к Посланию Варнавы, где говорится, что «телец есть Иисус» (8:2). Из этого следует вывод, что Иисуса распяли на том самом месте, где обычно приносился в жертву ветхозаветный телец. Уподобление Иисуса ветхозаветной храмовой жертве позволяет отождествить врата, в которые Иисус был выведен на распятие, с восточными воротами Храма (=Золотыми вратами), ведущими на Елеонскую гору, и вообще провести Крестный путь в восточном направлении. Символический метод позволяет также под ветхозаветным выражением «пред лице Господне» понимать фасад Иерусалимского храма; в таком случае распятый «пред лицем Господним» Иисус должен был видеть Храм и Святое святых, а видеть, как разодралась завеса святилища можно было только с Елеонской горы (разумеется при этом, что завеса разодралась на глазах у распятого и присутствующих при казни).
        Нет нужды объяснять, как далека вся эта «символическая география» от исторической, и сколь мало она связана даже с евангельскими рассказами о распятии и погребении Иисуса. Но этого мало. В добавок к имеющимся символам Э. Мартин изобретает новые. Из ветхозаветного стиха 2 Цар 15:3 «а Давид пошел на гору Елеонскую, шел и плакал; голова у него была покрыта» он выводит, что эта гора или одна из ее вершин в те времена называлась «головой» (рош) и отождествляет изобретенное им название горы с евангельским топонимом «Голгофа» – «череп» (там же).
        Приняв елеонскую локализацию Голгофы, Э. Мартин и место погребения Иисуса по необходимости помещает на той же Елеонской горе. В этом случае он не оригинален. Некоторые исследователи уже давно указывали на древнюю гробницу, находящуюся на территории нынешней церкви «Отче наш» (Pater Noster) как на действительную могилу Иисуса. Одним из первых предположение такое высказал в 1960 г. Дж. Э. Райт. В его «Библейской археологии» читаем: «В Demonstratio Evangelica, труде, написанном Евсевием около 303 г., он ничего не говорит о Гробе Господнем и о Голгофе в связи с языческим храмом, но выделяет Елеонскую гору (и Елеонскую пещеру) к востоку от Иерусалима и Святую Церковь Господню на холме, лежащем к западу от него, как места особо почитаемые и христианами, и иудео-христанами (VI, 18). Искусственная пещера, расположенная примерно в 100 м к югу от холма, действительно могла быть погребальным склепом. Она была объектом паломничества, хотя нигде определенно не сказано, что это место погребения Иисуса»⁸⁷.
        Дж. Э. Райт писал это в то время, когда еще процветал миф об иудео-христианском происхождении палестинских церковных святынь и в библеистике господствовала гипотеза Багатти–Теста. Мнимая иудео-христианская традиция привлекалась всякий раз, когда нужно было обосновать какую-либо новую гипотезу или нетрадиционный взгляд на христианские святые места.
        Фактически же положение таково. На месте нынешней церкви Pater Noster стояла небольшая (50 х 15 м) византийская церковь с апсидой и мозаичным полом, украшенным крестами. Строительство этой церкви датируется IV веком. Она была разрушена персами в 614 г., затем восстановлена крестоносцами. Рядом с алтарем имелся спуск в пещеру, расположенную под ним, которая была оформлена как подземная часовня. Она известна как пещера, где Иисус учил апостолов (Cave of Christ’s Teaching). Когда приобретшие в 1910 г. этот участок доминиканцы производили раскопки в подземной часовне, то западнее ее они открыли вход в гробницу, который был заложен, по-видимому, еще византийцами. Оказалось, первоначально здесь располагалась гробница, а подземная часовня («пещера Учения») была передней комнатой или прихожей этой гробницы. В погребальной камере, в трех стенах имеются пять пар полкообразных ниш-кокким, что указывает на еврейское происхождение гробницы. Вероятно, гробница эта была создана в I в. н. э. При строительстве церкви византийцы значительно видоизменили гробницу: засыпали землей погребальную камеру и блокировали вход в нее стеною, а также расширили переднюю комнату, превратив ее в подземную часовню. Одновременно было создано два новых входа в пещеру, один напротив другого, причем из церкви в пещеру спускались по лестнице, построенной поверх засыпанной землей и частично разрушенной погребальной камеры. Судя по этому, а также в целом по строительной активности византийских христиан, кажется маловероятным, что данная пещера почиталась тогда именно как гробница ⁸⁸. В противном случае строители не стали бы засыпать землей погребальную камеру и блокировать вход в нее.

1. "Пещера учения". — 2. Погребальная камера. — Т1–Т5 Погребальные ниши-кокким.

        Действительно, источники указывают на то, что эта пещера с IV века почиталась христианами не как гробница, а как то место, где Иисус учил апостолов на горе Елеонской. Об этом сообщают Геронтий в «Житии св. Мелании» (ок. 430 г.), паломница Эгерия ок. 385 г. (CSEL, 39, 101), Аркульф, Теодорих и другие пилигримы (ППС, 2, 119–200). Во времена крестоносцев, как следует из сообщения Зевульфа (1102 г.), в этом месте показывалась написанная по-еврейски молитва Господня («Отче наш»), оставленная, по преданию, самим Христом. Эта традиция сохраняется и по сей день.
        И все же, прежде чем вынести суровый приговор в отношении «елеонской» гипотезы, следует сказать, что Елеонская гора и скалистые участки в долине Кедрона издавна служили местами погребения жителей Иерусалима. Самые знаменитые древнееврейские гробницы находятся здесь. В ходе археологических работ было открыто множество еврейских погребений по всей Елеонской горе. Некоторые из этих гробниц продолжали использоваться и в Византийский период. Исследователи, разделяющие взгляды Багатти–Теста, не перестают находить «христианские символы» в погребениях Иродианской эпохи и расценивают целый ряд здешних гробниц как иудео-христианские. Не удивительно поэтому, что у этих исследователей возникает желание найти в этом районе и могилу основателя Церкви. И поиски эти будут продолжаться.

7. Местоположение Голгофы зависит от местоположения претория Пилата

        Согласно Евангелиям, преторий Пилата был тем местом, из которого Иисуса повели на казнь. Следовательно, чтобы сказать что-либо определенное о местоположении Голгофы, нужно сначала установить местоположение этого претория.
        Исследователи отдают себе отчет в том, что после двукратного разрушения древнего Иерусалима римлянами (в 70 и 135 гг.), после радикальных перестроек города при римском императоре Адриане, при христианском императоре Константине, затем при крестоносцах, мамелюках и турках, остатки исторического претория Пилата вряд ли удастся найти. Все камни того древнего строения давно разобраны на новые постройки. Мы можем лишь, вооружившись данными источников, исследуя церковную традицию, судить (с той или иной степенью вероятности) о возможном местоположении того легендарного претория.
        Нынешняя надпись над дверьми 1-й станции Виа Долороза: TO PRAITWRION — PRISON OF CHRISTI («Преторий — темница Христова») появилась лишь в прошлом веке, когда окончательно оформились все четырнадцать станций Крестного пути. Христианским паломникам и туристам показывают плиты евангельского Лифостротона в церкви Сестер Сиона, где Иисуса судил Понтий Пилат, показывают место бичевания Христа в часовне соответствующего названия, показывают и арку, на которую римский правитель вывел избитого Иисуса и показал его народу, говоря: «Се Человек» (Ecce Homo). Однако мы должны знать, что все эти объекты были локализованы лишь в новое время и что древние христиане помещали их совсем в другой части Иерусалима.
        В своих «Поучениях» Кирилл Иерусалимский сообщает, что «преторий Пилата ныне пребывает запущенным по воле Распятого тогда» (XIII, 39). Это можно понять так, что строение, считаемое христианами IV в. преторием Пилата, пребывало в заброшенном, запущенном, может, даже разрушенном состоянии. Примерно о том же читаем в «Итинерарии» Бордосского путника (333 г.): «Идя отсюда (т. е. от Сионской церкви) за стену Сионскую, вправо, к воротам Неаполитанским (т. е. Дамасским), внизу в долине видишь стены бывшего дома или претория Понтия Пилата. Здесь допрашивали Господа прежде чем Он пострадал» (CSEL, 39, 22). Слова «стены бывшего дома» указывают на нежилое, заброшенное здание ⁸⁹.
        Бордосский путник — первый автор, сообщающий местоположение претория Пилата. Несомненно он говорит о Тиропеонский долине, отделявшей Верхний город от Нижнего и от Храмовой горы (Иосиф Флавий. Война, V, 4, 1). Однако от Сионских ворот до базилики Константина, — следующего пункта, отмеченного путником после претория, — простирается довольно обширный участок, целиком в те времена лежавший в долине. Где конкретно помещался преторий Пилата, в каком именно здании, из сообщения путника не явствует.
        Достаточно подробное описание византийского претория Пилата дает паломник из Плацентии (ок. 570 г.): «И мы молились в претории, где допрашивали Господа и где ныне базилика святой Софии, перед развалинами Соломонова храма, под улицей (sub platea), которая проходит к Силоамскому источнику мимо портика Соломона. В этой базилике есть седалище, на котором сидел Пилат, когда допрашивали Господа. Посреди претория находится четырехугольный камень, на который ставили подсудимого для допроса, чтобы его видел и слышал весь народ. На этот камень подняли Господа, когда его допрашивал Пилат, и там остались Его следы: нога красивая, небольшая, тонкая. Имеется и образ Его, писанный при Его жизни и поставленный в претории: рост обыкновенный, волосы кудреватые, руки красивые с длинными пальцами. От того же камня, на котором Он стоял, совершаются многие чудеса... И этот камень украшен золотом и серебром» (CSEL, 39, 174–175). Описание базилики св. Софии у пилигрима следует непосредственно за сообщением о прибытии его из Сионского храма в базилику св. Марии. В последнем случае имеется в виду Новая церковь Богоматери (Nea Theotokos), построенная императором Юстинианом в конце Кардо Максимус, у Сионских ворот. Здесь действительно могла проходить некая улица, ведущая мимо южной стены Храмовой горы к источнику Силоам. Следует думать, что базилика св. Софии находилась севернее Новой церкви Юстиниана, в непосредственной близи от нее и, возможно, примыкала к ней. В таком случае церковь или базилику св. Софии, считаемую бывшим преторием Пилата ⁹⁰, нужно локализовать в южной части нынешнего Еврейского квартала, примерно на месте синагоги Хурва.

Фрагмент мозаичной карты Палестины в Медебе.

        Цифрами на карте обозначены: 1. Неаполитанские ворота, ныне Дамасские; 2. Площадь перед воротами с колонной (Адриана?); 3. Cardo Maximus; 4. Второе Кардо или Via triumphalis; 5. Храм Гроба Господня (Мартириум); 6. Баптистерний (?); 7. Здание на месте римского форума; 8. Дворец царицы Евдокии (?); 9. Церковь св. Анны (купели Вифезда); 10. Улица, ведущая к восточным воротам, впоследствии улица Иосафата; 11. Восточные ворота, ныне Львиные или ворота св. Стефана; 12. Porta speciosa периода крестоносцев, ныне Золотые ворота; 13. Храмовая базилика (?); 14. Лестиница, ведущая к Силоамской купели; 15. Новая церковь (Nea) Юстиниана; 16. Часть городской стены на восток от Новой церкви; 17. Силоамская церковь (?), церковь св. Петра в оковах (in Gallicantu ?); 18. Ворота в конце Cardo Maximus, перед расширением города на юг; 19. Яма, где содержался арестованный Иисус (?); Пещера пророка Иеремии (?); 20. Церковь св. Петра в оковах (in Gallicantu) ?; 21. Дом Тайной вечери (?); Гробница Давида (?); 22. Сионская церковь или церковь апостолов на Сионе; 23. Дом Каиафы (?); 24. Башня Давида (?); 25. Штаб лагеря X Легиона (principia) ?; 26. Римский Decumanus, затем улица Давида; 27. Западные ворота, ныне Яффские; 28. Церковь св. Софии–преторий Пилата (?); 29. Церковь св. Софии–преторий Пилата (?).

        Рассматривая Медебскую карту, И. Милик (Milik) увидел византийскую церковь св. Софии в одном из домов на восточной стороне Кардо Максимус, в непосредственной близи от Новой церкви Юстиниана ⁹¹. Дом этот изображен с остроконечной кровлей, покрытой красной черепицей — так, как обычно на византийских мозаиках изображались церкви и базилики. При этом в двух колоннах, изображенных снаружи или внутри этого дома, И. Милик предложил видеть два столба (хотя почему два столба? — Б. Д.), к которым был привязан Иисус во время бичевания. Изучая ту же мозаичную карту, Г. Кроль, помимо этого дома, нашел еще одно здание, по его мнению, более соответствующее византийскому преторию Пилата. Оно изображено также на восточной стороне Кардо Максимус, но значительнее севернее Новой церкви Юстиниана, почти напротив храма Гроба Господня ⁹². «Археологические раскопки в крипте церкви Notre Dame du Spasme, — пишет немецкий автор, — кажется, дают северному положению преимущество. В южной части крипты найдены несколько мозаик различного времени. Поздняя мозаика является простым грубым орнаментом, состоящим из черного, красного и белого цветов. Более ранняя мозаика изображает две ноги желтого цвета, обутые в сандалии и очерченные черными линиями. Вероятно, эта мозаика напоминает о пропавшем камне со следами ног Иисуса, который видел пилигрим из Плацентии в 570 г.»⁹³.
        Что сообщают о претории Пилата другие христианские авторы? Мы видим, что он постепенно передвигается на Сионскую гору. Уже Иероним Стридонский, описывая Сион, упоминает о «столбе, поддерживающим портик церкви, обагренном кровью Господа, и к которому, говорят, Он был привязан во время бичевания» (Письма, 108, 9). Паломница Эгерия (Сильвия), посетившая Иерусалим ок. 385 г., также говорят о столбе бичевания Господа в церкви на Сионе (CSEL, 39, 88). Иероним и Эгерия не называют эту церковь бывшим преторием Пилата; вполне возможно, они имеют в виду бывший дом Каиафы, к тому времени также обращенный в церковь. Но следующие церковные писатели и преторий Пилата помещают туда же. «От святого Сиона до дома Каиафы, где ныне церковь святого Петра, шагов около 50, — пишет Феодосий в 530 г., — От дома Каиафы до претория Пилата шагов около 100; там церковь святой Софии». С той же церковью св. Софии близ Сионской горы отождествляется преторий Пилата в «Бревиарии Иерусалима» (ок. 530 г.) и у Иерусалимского патриарха Софрония (633–638 гг.) (CSEL, 39, 155; Anacreontica, 20:73–80). Благодаря этим указаниям мы узнаем не только о том, что некогда заброшенное здание, принимаемое христианами за преторий Пилата, было заново отстроено в качестве христианской церкви и объекта паломничества, но и то, что церковь эта находилась в непосредственной близости от Сионской горы и дома Каиафы (церкви св. Петра).
        «Сионская» традиция сохранялась и при мусульманах. Монах Епифаний (IX в.) помещает преторий непосредственно на Сионской горе, вблизи дома Тайной вечери: «В западных воротах Святого града (т. е. Яффских) стоит башня Давидова, на которой царь сидел в пепле и писал псалмы. Справа от башни находится Лифостротон, маленькая церковь, где Иуда предал Господа (? – Б. Д.). Направо от Лифостротона стоит святой Сион, дом Божий. И здесь же находится камень, на который они поднимали Христа... И при святых дверях алтаря виден след ноги Христа, где Он стоял, судимый Пилатом... И в апсиде церкви святого Сиона, то есть в претории, есть небольшое мощеное помещение... В этом же месте находятся дома Пилата, Анны, Каиафы и царей» (ППС, 2, 2). Пришедшие в Иерусалим крестоносцы застали всю ту же традицию, что явствует из сообщений Иоанна Вюрцбургского в письме к Дитриху (1156 г.) и монаха Теодориха (ок. 1172 г.), описавшего христианские святыни Палестины. «Пилат восседал на судилище, — читаем у Теодориха, — в том месте, которое называется Лифостротон. Это место находится напротив церкви блаженной Марии на Сионской горе (=Сионского храма), на возвышенности против городской стены. Там есть часовня в честь Господа нашего Иисуса Христа, в которой стоит часть большой колонны. Господь был привязан к ней Пилатом, после того, как он осудил Его на распятие и распорядился подвергнуть Его бичеванию» (Описание святых мест, IV, 25; ППС, 2, 109).
        Вернемся к Бордосскому путнику и обратим внимание на его маршрут. Он входит в Иерусалим со стороны Елеонской горы и первым делом обозревает Храмовую гору с ее ветхозаветными святынями. Затем спускается к источнику Силоам, имеющему некоторое отношение к евангельским событиям, потом поднимается на Сионскую гору, и именно с этого места начинает перечисление святых мест, связанных с последними часами земной жизни Иисуса Христа. Конечная цель маршрута — Голгофа и храм Гроб Господня. Этот путь, вероятно, был традиционным для паломников византийской эпохи ⁹⁴. На Сионской горе помещались гробница Давида, дом Тайной вечери и древнейшая Церковь апостолов (Mater Omnium Ecclesiarum). Оттуда шли в направлении к храму Гроба Господня, посещая по пути основные станции Крестного пути, включая преторий Пилата. Такова была первоначальная византийская Виа Долороза, совершенно отличная от нынешней.
        В том, что византийские христиане не знали нынешнего маршрута Крестного пути, мы можем убедиться, изучая Медебскую карту. Все пространство между Кардо Максимус и вторым Кардо изображено на карте в виде сплошной застройки, без каких-либо поперечных улиц, что само по себе показательно. Нет оснований считать, что византийцы были менее благочестивыми христианами, чем средневековые паломники и топографы, которые всегда отмечали Виа Долороза на своих картах. Если бы в византийские времена существовал маршрут, ведущий от северо-западного угла Храмовой горы к храму Гроба Господня, он непременно отобразился бы на Медебской карте. Но византийцы такого маршрута не знали. Тем не менее они отобразили на мозаичной карте свою Виа Долороза, которая, по-видимому, проходила от Сионской горы к храму Гроба Господня и совпадала с Кардо Масимус.
        Ныне существующая традиция Крестного пути начинает складываться в эпоху крестоносцев. Русский игумен Даниил в 1107 г. направился от храма Гроба Господня в восточном направлении и по пути к церкви св. Анны в числе других евангельских мест посетил преторий (=преторъ), «куда воины привели Христа к Пилату, и где Пилат руки свои умыл, сказав: Чист есть от крови Сего праведника» (ППС, 3, 27). Другими словами, Даниил прошел по маршруту нынешней Виа Долороза, только в обратном направлении ⁹⁵. Упомянутый уже немецкий монах Теодорих, побывавший в Иерусалиме ок. 1172 г., наряду с Лифостротоном на Сионской горе называет также дом Пилата (domus Pilati), который помещает рядом с церковью св. Анны и Овчей купелью (Описание святых мест, IV, 25). Наиболее точно локализует этот дом автор La Citez de Jherusalem (ок. 1220 г.): «На правой стороне улицы Иосафата ⁹⁶ находится церковь, именуемая церковью Отдыха. Здесь, говорят, Христос останавливался, когда вели Его на распятие. И здесь же находится тюрьма, в которую Его поместили той ночью, когда Он был взят в Гефсимании. Немного впереди, на левой стороне этой улицы находится дом Пилата. Перед этим домом имеется проход, по которому можно пройти в храм» (гл. 22). Совершенно ясно, что автор La Citez говорит о том самом участке, где преторий Пилата помещаmет нынешняя традиция — у северо-западного угла Храмового комплекса.

        На картах Иерусалима времен крестоносцев впервые изображается улица, ведущая от ворот Иосафата (ныне Львиных или ворот св. Стефана) к храму Гроба Господня. Эта улица, выделенная нами на карте светло-зеленым цветом, вероятно, является прообразом сегодняшней Виа Долороза. На ней нет еще ни одной из традиционных станций Крестного пути (претория Пилата, арки Ecce Homo, Судных врат и др.), появившихся на позднейших картах, но само по себе изображение этой улицы весьма показательно. На византийской Медебской карте имеется улица, связывающая Восточные ворота со вторым Кардо (рис. 9, № 10), но она не продолжается до храма Гроба Господня. Нынешняя традиция Крестного пути начинает складываться в XII–XIII вв.
        Собственно, из всех евангельских объектов на этой карте представлены только пять: источник Силоам (fons Syloe), Акелдама (Acheldemach) и дом Тайной вечери (Cœnaculum) за городской чертою, а также Лобное место (Calvarie locus) и Гроб Господень (Sepulchrum Domini) в самом городе. Это наводит на мысль, что не больше евангельских объектов присутствует и на Медебской карте, а множество локаций на рис. 9. определяются фантазией и вкусами современных исследователей.

        На исторических картах Иерусалима дом или дворец Пилата появляется в XIV в.⁹⁷ На плане Иерусалима венецианца М. Сануто (Sanuto; ок. 1310 г.) domus Pilati изображен в северной части города, на широкой улице, ведущей от ворот Иосафата и церкви св. Анны к храму Гроба Господня, на пересечении с улицей, идущей от Дамасских ворот, т. е. на месте нынешнего Австрийского приюта. На плане Иерусалима Б. Бейденбаха (1486 г.) дом Пилата помещен северо-западнее церкви св. Анны, на месте крестоносской церкви Марии Магдалины (ныне мечети ал-Мамуние), в Мусульманском квартале Старого города. Там же локализуют жилище Пилата и последующие немецкие и итальянские картографы. Хотя никто еще не называет этот дом преторием, но в сочетании с располагаемыми поблизости аркой Пилата (Ecce Homo), темницей Христовой и церковью Бичевания такая локализация свидетельствует об окончательном забвении прежних «тиропеонской» и «сионской» традиций и торжестве новой традиции Крестного пути. Немногим спустя, в 1587 г. картограф Ж. Зуалларт (Zuallart), руководствуясь, видимо, новыми данными, изображает дом Пилата у северо-западного угла Храмовой горы, на месте исторической крепости Антонии (ныне медресе ал-Омария). Теперь отождествление этой крепости с преторием, где Пилат судил Иисуса, стало лишь делом времени. И все же потребовалось еще четыре века, прежде чем на воротах медресе ал-Омария появилась нынешняя табличка: TO PRAITWRION — PRISON OF CHRISTI.
        Итак, мы имеем по меньшей мере три церковных традиции, сменявших одна другую. Первая помещала преторий Пилата в Тиропеонской долине, вторая — на Сионской горе, третья — в Мусульманском квартале и на месте крепости Антонии. Такой разнобой, конечно, не способствует доверию к какой-либо из этих традиций. И все же следует спросить: какая из них достоверна?
        Исследователи XIX века, следуя принципу «чем древнее сообщение, тем оно ближе к истине», взяли за основу «тиропеонскую» традицию. Преторий Пилата искали в северной части Еврейского и южной части Мусульманского кварталов, на участках, прилегающих к западной стене Храмового комплекса. Где-то здесь находился дворец Хасмонеев, а также площадь Ксист и здание городского Совета, упоминаемые Иосифом Флавием. Э. Ренан полагал, что Пилат проживал во дворце Хасмонеев, в том месте, где находился сераль иерусалимского паши (гл. 24). Т. Тоблер (Tobler) помещал преторий Пилата на хлопковом рынке вблизи ворот ал-Хаттанин Храмового комплекса. Другие отождествляли преторий Пилата с Советом (bouleuth,rion) Иосифа Флавия, локализуя его на месте турецкого суда Махкама близ ворот ас-Сильсиле того же Храмового комплекса. Раскопки Ч. Уоррена (Warren) под Махкамом открыли сводчатые помещения, самое большое из которых было названо «залом масонов» (оно известно также как «зал Хасмонеев»). Этот зал был частью важного общественного здания, о чем свидетельствуют его стены, сложенные из больших хорошо отполированных камней, а также декоративный карниз и сохранившаяся часть коринфской капители. Об этом зале стали говорить, что своими размерами и устройством он производит впечатление общественного судилища и вполне мог действовать во времена Иисуса Христа ⁹⁸.
        Что можно сказать о «тиропеонской» традиции ныне? Локализация претория Пилата в бывшей Тиропеонской долине, на участке, прилегающем к западной стене Храмового комплекса, никак не согласуется с исторической топографией Иерусалима и с данными первоисточников, включая новозаветные писания. Наиболее важный источник такого рода — Иосиф Флавий — называет объекты, связанные с пребыванием в Иерусалиме римских наместников и расквартированием римского гарнизона, но никакой из этих объектов не располагался на том участке, на котором Бордосский путник поместил преторий Пилата. Во всяком случае, ни один из этих объектов не располагался в низине, что вообще было бы крайне неудобным местом для римлян, призванных наблюдать за порядком в городе и в Храме. Для такого наблюдения требуется как раз возвышенность, высокое место. Итак, приходится целиком и полностью отвергнуть первоначальную «тиропеонскую» традицию Крестного пути как недостоверную.
        Немногим больше шансов и у следующей «сионской» традиции, хотя она и помещает преторий на горе. Об особенном почитании христианами Сионской горы мы уже говорили. Издавна здесь помещались важнейшие объекты, связанные со страстями Христовыми. Но насколько правомерно переносить сюда и преторий Пилата? Римский гарнизон (т. е. X-й легион) обосновался на Сионе и в Верхнем городе лишь после первого разрушения Иерусалима Титом в 70 г. Об этом сообщает Иосиф Флавий (Война, VII, 1, 1–2). До этого в источниках не встречается никаких сведений о римских квартирах на Сионской горе. Вряд ли там обитали и римские наместники начала I века, в том числе Понтий Пилат. Все, что сообщают источники — Иосиф Флавий и Филон Александрийский — о пребывании Пилата и других наместников в Иерусалиме, к Сиону никак не относится (об этих сведениях ниже).
        Третья, ныне существующая традиция отличается от двух предыдущих тем, что она защищается целым рядом ученых и археологов и вполне обоснованно претендует на историческую достоверность. То есть это уже не только традиция, но и научная гипотеза. К рассмотрению ее и подобной ей гипотез мы и переходим.

* * *

        Исходя из данных источников, наиболее вероятными местоположением претория Пилата ныне рассматриваются три объекта: 1) дворец Хасмонеев, находившийся напротив западной стены Храма; 2) дворец Ирода Великого в западной части Старого горда (нынешняя Цитадель или «крепость Давида»); 3) крепость Антония, примыкавшая к северо-западному углу Храмового комплекса. Каждый из этих объектов имеет определенные основания считаться местом суда над Иисусом. Рассмотрим их по порядку.
        О дворце Хасмонеев Иосиф Флавий сообщает, что он располагался на возвышенности, в северо-восточной части Верхнего города, напротив западной храмовой галереи, так что между дворцом и Храмом находилась окруженная колоннами площадь — Ксист (Война, II, 16, 3). В этом дворце проживали цари династии Хасмонеев, а позднее Ирод Агриппа I, царствовавший в 41–44 гг (Древности, XX, 8, 11). Затем по наследству дворец этот достался Агриппе II (56–95 гг.) и находился в его собственности на момент начала первой Иудейской войны.
        В византийской локации претория Пилата в Тиропеонской долине Г. Кроль предполагает смутное воспоминание византийских христиан о месте осмеяния Христа тетрархом Иродом Антипой, оказавшимся в Иерусалиме во время суда над Иисусом. Этот эпизод представлен евангелистом Лукой, рассказавшим о том, как Пилат, узнав, что Иисус — галилеянин, отослал его Ироду Антипе, правителю Галилеи (23:7–12). Г. Кроль считает, что Ирод Антипа, приезжая в Иерусалим, проживал в Хасмонейском дворце, доставшемся ему по наследству от прежних правителей ⁹⁹. Соображение такое наталкивается на несколько вопросов. Об участии в деле Иисуса Ирода Антипы сообщает только Лука, — другие евангелисты такого эпизода не знают. Спрашивается: насколько этот эпизод достоверен? Во-вторых: из чего следует, что Ирод Антипа располагался именно во дворце Хасмонеев? В-третьих: почему византийское христиане отождествили это предполагаемое жилище Ирода Антипы с преторием Пилата? И, наконец, нужно помнить, что Бордосский путник описывал преторий Пилата как лежащий внизу, в долине, в то время как дворец Хасмонеев все-таки находился на возвышенном месте, хотя и примыкал к Тиропеонской долине.
        С другой стороны, имеется также предположение, что византийские христиане поместили преторий Пилата в Тиропеонскую долину, помятуя о том, что во время суда над Иисусом в этом месте находился т. н. Совет (boulh/( bouleuth,rion), упоминаемый Иосифом Флавием (Война, V, 4, 2; VI, 6, 3), где, как полагают, синедрион проводил свои официальные заседания ¹⁰⁰. Но не будем задерживаться на византийских загадках; нам хватает и загадок евангельских.
        Фактически дворец Хасмонеев еще не найден и не идентифицирован. Все, что говорится по этой части — всего лишь гипотезы, причем весьма отличные друг от друга. Одни исследователи (в частности, Д. Бахат) располагают дворец Хасмонеев в северной части Еврейского квартала Старого города, между улицей ха-Шальшелет (Тарик Баб ас-Сильсиле) и западным концом улицы Shonei Halachot, где Н. Авигад раскопал остатки башни Хасмонейского периода (и считают эту башню частью дворцового комплекса). Другие настаивают на том, что искомый дворец — это т. н. «Дом правления» (Beit Hamidot), раскопанный в южной части того же Еврейского квартала ¹⁰¹. В первом случае археологический материал явно недостаточен для подобных умозаключений. Во втором случае местоположение дворца (если это дворец) не соответствует описанию Иосифа Флавия, привязавшего дворец Хасмонеев к западной храмовой галерее.
        Следующее интересующее нас сооружение — дворец Ирода Великого, строительство которого закончилось в 24 г. до н. э. Этот дворец занимал довольно обширный участок в западной части Иерусалима, включая в себя нынешнюю Цитадель и часть Армянского сада. Археологические раскопки в Цитадели показали, что в основании ее лежат фундаменты Хасмонейского и Иродианского времени. По словам Иосифа Флавия царь Ирод построил свой дворец с небывалым великолепием: он был окружен стеной высотою в 30 локтей (14,8 м), имел высокие и богато украшенные башни, портики с колоннадами, просторные палаты и тенистые сады. Снаружи дворец окружали глубокий ров и водоемы (Война, V, 4, 3–4).
        Насколько описанный Иосифом дворец соответствует тому, что известно из Евангелий о претории Пилата и его судилище? Несомненно, внутри дворца Ирода имелась довольно просторная площадка, на которой мог бы собраться «весь полк». Легко представить также, что перед входом во дворец имелся некий высокий помост, на котором мог восседать наместник, творя суд, и который назван в Евангелии от Иоанна Гаввафой-Лифостротоном. Стратегическое положение дворца Ирода, находившегося на возвышенном месте, откуда просматривался весь город, также говорит в пользу того, что он мог быть избран римскими наместниками в качестве своей резиденции.
        В 4 г. до н. э. во дворце Ирода устроил свой штаб прибывший в Иерусалим наместник Сирии Кальвисий Сабин (Иосиф Флавий. Война, II, 3, 2; Древности, XVII, 9, 3; 10, 2). Далее, примерно под 65 г. н. э. Флавий сообщает, что в этом дворце проживал римский наместник Иудеи Гессий Флор и здесь же творил свой суд. Вот это важное сообщение: «Флор переночевал в царском дворце‚ а на следующий день приказал поставить перед дворцом судейское кресло‚ на которое он взошел. Первосвященники и другие высокопоставленные лица‚ как и вся знать города‚ предстали перед этим судилищем» (Война, II, 14, 8). В этом же дворце располагалось и войско Флора (там же, II, 15, 5). Иосиф Флавий прямо не говорит, что это был дворец Ирода Великого, но из дальнейшего рассказа о действиях римлян и их перемещении по городу явствует, что речь идет именно о нем. Следовательно, мы можем считать установленным, что иерусалимская резиденция римского наместника Гессия Флора, правившего в 64–66 гг., находилась во дворце Ирода Великого.
        Примечательно указание на «судейское кресло» и «судилище» (bh/ma( bh,matoj), поставленное Флором перед дворцом Ирода, буквально совпадающее с евангельским термином «судейское место» (bh,matoj) применительно к Пилату. Рассказ Иосифа Флавия о месте проживания Флора и месте его суда представляется настолько важным, что многие ученые уверены, что дворец Ирода был обычной резиденцией римских наместников Иудеи и что именно здесь обитал в свое время Понтий Пилат. На подробной историко-топографической карте Иерусалима А. Кюммеля (Kuemmel; 1904 г.) обширный участок, включающий Цитадель, назван местом Иродова дворца и имеет подназвание: Praetorius des Pilatus. Можно провести аналогию с «Иродовым преторием» в Кесарии Палестинской, в котором проживали римские наместники и который, вероятно, прежде также был царским дворцом ¹⁰². Подтверждение того, что преторий располагался во дворце Ирода, находят и в рассказе Филона Александрийского о том, как Пилат вызвал возмущение иерусалимлян тем, что велел установить во дворце Ирода позолоченные щиты с посвятительными надписями в честь императора Тиберия (Посольство к Гаю, 38)¹⁰³. Логично предположить, что Пилат, демонстрируя свою верность императору, а иерусалимлянам демонстрируя власть Рима, занимался обустройством прежде всего своей резиденции. То есть его резиденция находилась во дворце Ирода Великого, который, как можно предположить, стал собственностью римлян в 6 г. н. э., когда было секвестрировано имущество этнарха Архелая, сына и наследника Ирода Великого, а Иудея сделалась римской провинцией (Иосиф Флавий. Война, II, 8, 1; Древности, XVIII, 2, 1).
        О предпочтительности размещения претория Пилата во дворце Ирода, нежели во дворце Хасмонеев, можно говорить на основании того, что во время наместничества Гессия Флора во дворце Хасмонеев проживал Агриппа II со своей сестрой Береникой. Следовательно, когда дворец Ирода Великого уже стал собственностью римлян, дворец Хасмонеев еще оставался собственностью Иродиадов. Можно думать, что последний принадлежал Иродиадам и в начале I века, во время наместничества Понтия Пилата.
        Сообщение Иосифа Флавия о том, как Флор остановился во дворце Ирода и творил перед ним свой суд, безусловно, веский аргумент в пользу локализации претория Пилата в этом месте. Однако сообщение это не представляется настолько веским, чтобы закрыть вопрос о местонахождении евангельского претория. Время наместничества Гессия Флора приходится на 64–66 гг. н. э., что было на тридцать с лишним лет после наместничества Понтия Пилата. За эти тридцать лет много чего произошло в Палестине и в Иерусалиме. Несколько раз менялась верховная власть и форма правления. В 6–41 гг. Иудея управлялась римскими наместниками, одним из которых был Понтий Пилат, затем она снова обрела независимость (хотя и формальную), и ею почти четыре года правил царь Агриппа I Великий (41–44 гг.). После его смерти Иудея вновь была обращена в римскую провинцию, и в ней снова появились римские наместники, одним из которых был Гессий Флор. Если после 44 г. мы находим дворец Ирода в собственности римлян, то в начале I века, во время наместничества Пилата, он мог еще принадлежать Иродиадам. В нем, в частности, мог останавливаться тетрарх Ирод Антипа, когда приезжал в Иерусалим.
        У дворца Ирода имеется серьезный конкурент в борьбе за право отождествляться с преторием Пилата. Это крепость Антония, примыкавшая к северо-западному углу Храмового комплекса и подробно описанная Иосифом Флавием в «Иудейской войне» (V, 6, 8). Она существовала еще при Хасмонеях как крепость Барис (др.-евр.: Birah), была расширена и перестроена Иродом Великим и названа в честь Марка Антония — Антонией. Стратегическое положение ее было исключительно выгодным: с высоты ее стен и башен хорошо просматривался храмовый двор и большая часть города. В течение всего периода, когда Иудея была римской провинцией, в Антонии размещался римский гарнизон, наблюдающий за порядком в Храме. Описание Иосифом Флавием крепости Антонии предполагает, что внутри нее имелась площадка, на которой мог собраться «весь полк».
        Деяния апостолов подтверждают рассказ Иосифа Флавия, добавляя, что гарнизон Антонии возглавлял тысяченачальник (21:31 сл.). Лестница, по которой этот тысяченачальник уводил в крепость апостола Павла, соответствует лестницам, описанным Флавием, по которым римляне могли спуститься из крепости прямо на храмовый двор. Правда, о тысяченачальнике в Деяниях говорится, что он был подчиненным наместника провинции (23:24 сл.). Проживал ли в Антонии сам наместник, когда приезжал в Иерусалим, из новозаветного текста не ясно. Иосиф Флавий много раз упоминает Антонию, но ни разу не говорит о ней как о резиденции римского наместника.
        Подчеркнем, что, в отличие от дворца Ирода, крепость Антония не имеет ни одного исторического свидетельства, что в ней проживали римские правители Иудеи. И все-таки нельзя исключить того, что именно здесь располагался преторий Пилата и других наместников. Арестованный апостол Павел был заключен под стражу в крепости Антонии, а не отправлен в какое-либо другое место. В этой же крепости его собирались и бичевать, «растянув ремнями» (Деян 22:24–25), совершенно также, как раньше бичевали Иисуса. Разумеется, бичевание Иисуса могло происходить и во дворце Ирода, если Пилат квартировал именно там. И все-таки схожесть деталей расправы над Иисусом и обстоятельств ареста Павла заслуживают пристального внимания. Ведь и в том, и в другом случае дело происходило в одном и том же городе, при схожих условиях.
        Исследователи полагают, что наиболее существенный и уверенно идентифицируемый остаток крепости Антонии — это прямоугольная скальная масса объемом от 45 до 120 кв. м, которая возвышается на несколько метров выше северо-западного угла площадки Храмовой горы. Южный откос этой скалы, ясно видимый со стороны Храмовой горы, сохраняются доныне в стене медресе ал-Омария ¹⁰⁴. Интересно, что до открытия медресе в 1924 г. на этом месте стояли воинские бараки, а мамлюкские и турецкие правители Иерусалима время от времени творили здесь свой суд ¹⁰⁵.
        Археологические изыскания в районе северо-западного угла Храмового комплекса проводятся начиная с середины XIX в., главным образом, во время строительства или реконструкции какого-либо из здешних зданий. Уже при строительстве монастыря Сионских Сестер в 1858–60 гг. (у арки Ecce Homo) были вскрыты внушительные остатки былых строений, находившихся на этом участке. Многие ученые поспешили отождествить их со стенами и башнями древней Антонии. В 1931–33 гг. в Л. Винсент вместе с Сионской сестрой Марией Алиной исследовал крипту монастыря Сионских Сестер и обнаружил прямоугольные каменные плиты мостовой ок. 2 м длинны, 1,5 м ширины и 0,5 м толщины, располагающиеся на площади примерно 1900 кв. м. Л. Винсент датировал эти плиты Иродианским временем и предположил, что они составляли часть внутреннего двора крепости Антонии и являлись евангельским Лифостротоном. На некоторых плитах в северо-восточном углу крипты сохранились глубоко процарапанные рисунки, представляющие геометрические фигуры, в которых Л. Винсент увидел творчество римских солдат, квартировавших в крепости. На одной из плит изображен круг, разделенный на секторы, рядом — небольшой квадрат и меньший круг с нацарапанной буквой «B». Эти фигуры, вполне типичные для римских мостовых и служившие для неких игр, были объяснены как христианские символы, а буква «B» — как первая буква греческого слова BASILEUS («царь») и отнесена к Иисусу Христу ¹⁰⁶.
        К середине XX века в ученом мире сложилось представление о крепости Антонии как о внушительном сооружении площадью примерно 150 х 90 м, защищенном четырьмя башнями и построенном вокруг мощенного каменными плитами двора (Лифостротона). Самая большая юго-восточная башня стояла на прямоугольном скалистом массиве, примыкающем к Храмовой горе; северные башни крепости, согласно этому представлению, находились севернее нынешнего монастыря Сионских Сестер. Такой историческая Антония и сейчас изображается на схемах и макетах Иерусалима эпохи Второго Храма.
        Дополнительные исследования, проведенные на этом участке П. Бенуа (Benoit) в 1972 г., а затем в 1980-х годах, во время реконструкции монастыря Сионских Сестер, показали, что плиты т. н. Лифостротона в действительности датируются первой половиной II века и являются остатками мощеной площади восточного форума римской Элии Капитолины. Арка, известная еще с эпохи Средневековья как арка Ecce Homo, на которую якобы Пилат выводил Иисуса, показывая его народу, на самом деле является остатком трехчастной арки, стоявшей перед входом на римский форум. Само собою, была отвергнута и трактовка Л. Винсентом некоторых изображений на каменных плитах как про-христианских. Критическим оценкам подверглась и реконструкция крепости Антонии в целом. «Эта смелая реконструкция, — пишет Х. Гева, — основанная главным образом на руинах, ныне датируемых временем Элии Капитолины, находящихся, к тому же, на скальной породе неизвестного происхождения, справедливо критиковалась другим учеными и теперь испытывает явный недостаток в обосновании»¹⁰⁷. Результаты новых исследований настолько поколебали, казалось бы, уже прочно укоренившееся в науке отождествление крепости Антонии с преторием Пилата, что многие ученые стали обращаться к более ранним гипотезам и представлениям. В своем археологическом путеводителе по Святой земле Дж. Мерфи О’Коннор несколько раз подчеркивает, что традиционное отождествление Антонии с резиденцией Пилата ошибочно, и суд над Иисусом происходил в другом месте, скорее всего, во дворце Ирода ¹⁰⁸.
        Увы, ученый мир, как и все другие, склонен бросаться из крайности в крайность. Не следует, однако, выносить поспешный приговор в отношении объекта, имеющего историческую значимость. Не разумно сбрасывать со счетов крепость Антонию на том лишь основании, что археологи не нашли того, что ожидалось, и почитаемый Лифостротон оказался не тем Лифостротоном, каким ему надлежало быть. Нужно ли поэтому отвергать саму возможность пребывания Пилата в крепости Антонии? Даже если все дальнейшие археологические изыскания по этой части обречены на неудачу, остаются в силе, тем не менее, данные первоисточников, указывающих на Антонию как на вполне вероятную резиденцию римских наместников.
        Пока же отметим одно важное обстоятельство. Какой бы из двух объектов — крепость Антонию или дворец Ирода — не считать преторием Пилата, и тот, и другой объекты находились в северной части Иерусалима начала I века н. э. Это обстоятельство имеет огромное значение для локализации евангельских Голгофы и гробницы Иисуса. «И повели Его на распятие...» Теперь мы видим, что Иисуса повели на Голгофу либо из дворца Ирода, либо из крепости Антонии. Повели куда? Это мы выяснили ранее: за черту городской стены, за городские ворота, на оживленную дорогу, на некий холм, формой напоминающий череп. И если преторий Пилата в обоих рассматриваемых нами случаях располагался в северной части города, то возникает вопрос: где пролегала северная городская стена Иерусалима времен Иисуса, за черту которой его вывели? Ответить на этот вопрос оказывается еще труднее, чем на вопрос о местоположении претория Пилата. Иерусалим в I веке имел три линии северных укреплений, последняя из которых была создана позже казни Христа. Но на момент распятия имелось две северных стены, конфигурацией которых мы сейчас и займемся.

8. Местоположение Голгофы зависит от конфигурации «второй» стены

        Общеупотребительными ныне терминами «первая», «вторая» и «третья» стены древнего Иерусалима мы обязаны Иосифу Флавию. Именно он ввел эти термины в широкий оборот. В «Иудейской войне» Иосиф более или менее подробно описывает городские стены I века, существовавшие до разрушения Иерусалима Титом:
        Из трех стен древнейшая была труднопреололима вследствие окружавших ее пропастей и возвышавшегося над ними холма, на котором она была построена. Но ее природная мощь была значительно усилена еще искусственно, так как Давид и Соломон, равно как и последовавшие за ними цари, старались превзойти друг друга в укреплении этой твердыни. Начинаясь на севере у так называемой башни Гиппика, она тянулась до Ксиста, примыкала затем к [зданию] Совета и оканчивалась у западной галереи храма. С другой стороны, по направлению к западу она, начинаясь у того же пункта, шла к месту, называемому Бесоном, тянулась до Ессенских ворот, возвращалась затем к югу от источника Силоам, загибала опять восточнее, к рыбному пруду Соломона, отсюда тянулась до так называемой Офлы (т. е. Офеля) и оканчивалась у восточной галереи храма. Вторая стена начиналась у ворот Ген[н]ата, принадлежавших еще первой стене, окружала только северное предместье и поднималась до Антонии. Третья стена опять начиналась у башни Гиппика, откуда она тянулась на север до башни Псефины, отсюда, простираясь против гробницы Елены, царицы Адиабенской и матери царя Изата, шла через царские пещеры и загибала у угловой башни так называемого Гнафейского памятника; после этого она примыкала к древней стене и оканчивалась в Кедронской долине. Этой третьей стеной Агриппа обвел возникшую новую часть города. (Война, V, 4, 2 [142–148])¹⁰⁹
        Не совсем ясно, насколько описанные Флавием стены сопоставимы с ветхозаветными данными о стенах и укреплениях библейского Иерусалима. По этому поводу высказаны разные суждения и предложена различная идентификация. Большинство ученых все же склоняется к тому, что «первая» стена Иосифа Флавия, названная древнейшей, примерно совпадала с линией городских стен Иерусалима периода Царств, а также Персидской и Эллинистической эпох (в том числе северный участок этой стены). Очевидно и то, что большая часть этой стены далеко не совпадает со стенами нынешнего Старого города и еще ожидает своего археологического открытия.
        Еще в 1862 г. в районе лютеранского приюта на улице св. Марка была открыта часть массивной стены (18 м длинны) с двумя башнями немного на север от нее. Об этом открытии впервые сообщил К. Шик, идентифицировавший находку как остатки «первой» стены, соединявшей Храмовую гору с Цитаделью. Немного восточнее этого места, в северной части Еврейского квартала, примерно посредине между аркой Вильсона и Цитаделью Р. Гамильтон (Hamilton) в 1931 г. раскопал остатки массивного вала, так же определив их как часть «первой» стены, пролегавшей поперек Тиропеонской долины. Эти открытия многократно обсуждались и к настоящему моменту установлено, что на основании скудного материала открытий трудно уверенно говорить, что «первая стена» проходила именно по этой линии.
        В 1970-х гг. Н. Авигад в ходе археологических работ в северной части Еврейского квартала, южнее улиц Давида и ха-Шальшелет (Тарик Баб ас-Сильсиле) раскопал на протяжении 65 м сложенную из небольших камней стену 7-и метровой толщины. С первого взгляда было видно, что это до-иродианская, более древняя стена. Н. Авигад идентифицировал ее как часть «широкой стены» царя Езекии (2 Пар 32:5). Немного севернее этого места этот же археолог нашел угол массивной башни, сохранившейся на высоте 7 м, и интерпретировал ее как принадлежавшую «средним воротам», упоминаемым в Иер 39:3, которые должны быть отождествлены с воротами Генната, упомянутыми Иосифом Флавием ¹¹⁰. Восточнее этой башни была раскопана другая башня, датированная Хасмонейским периодом. В то же время раскопки в Цитадели («башне Давида»), проведенные Р. Амираном (Amiran) и А Эйтаном (Eitan) в 1968–69 гг., а также Д. Бахатом и М. Броши в 1970–71 гг., открыли внешнюю стену дворца Ирода, толщиною 8–10 метров, которая покоится на более древней стене 5-и метровой толщины, — точнее, была пристроена к ней для ее увеличения и усиления обороноспособности города. Массивные башни дворца Ирода, описание которых оставил Иосиф Флавий, также оказались возведенными на фундаментах более древних башен. Археологи датировали эту более древнюю стену Хасмонейским периодом ¹¹¹. В этом месте хасмонейская северная стена города делала поворот на юг, совпадая с западной стеной нынешнего Старого города. Таким образом был открыт северо-западный угол древней городской стены, которую большинство ученых отождествляет с «первой» стеной Иосифа Флавия, и которая, вероятно, была заложена еще во времена древних иудейских царей. «Вероятно, — замечает И. Шилон, — строители "первой" стены в Хасмонейский период многократно использовали направление и некоторые части стены Езекии в области Еврейского квартала, а также близость Цитадели и южной оконечности Города Давида»¹¹².
        Если конфигурация «первой» стены к настоящему времени более или менее ясна, то местонахождение «третьей» стены все еще твердо не установлено. Мнения исследователей продолжают описывать большую амплитуду. Еще в XIX веке ученые связывали с «третьей» стеной Иосифа Флавия остатки древних оборонительных сооружений в 400–450-ти метрах севернее нынешней стены Старого города. Основательные исследования в этой области были проведены Э. Л. Сукеником (Sukenik) и Л. А. Майером (Mayer) в 1925–27 гг. и в 1940 г. Они открыли восемь частей древней стены на протяжении 800 м, начиная от восточного склона холма, теперь занятого Русской миссией, на западе, и кончая Американским археологическим институтом и Вади ал-Джоз на востоке. Вместе с частями, известными ранее, линия стены достигла 1000-метрового протяжения. Построенная на твердом фундаменте, частью на скальной породе, стена эта сложена из больших каменных блоков размерами примерно 5,5 х 1,7 х 1,75 метров с характерной для Иродианского времени обработкой краев. Ширина стены колеблется от 4 до 4,5 м, но в высоту она практически не сохранилась. На равном расстоянии (30–32 м) в стене обнаружены фундаменты башен примерно одинакового размера (12 х 9 м)¹¹³.
        Сукеник и Майер предположили, что это остатки «третьей» стены, возведенной Агриппой I. К такому же выводу пришел Э. Хамрик (Hamrick), в 1965 г. проведший ряд зондирований между улицами Дерех Шхем и Салах ад-Дина, на линии стены Сукеника–Майера. Здесь были найдены даже несколько монет римских правителей Иудеи, чеканенных между 54 и 59 гг. Далее, в 1972–74 гг. С. Бен-Арийе (Ben-Arieh) и Э. Нетцер (Netzer), раскопавшие участок линии Сукеника–Майера западнее Американского археологического института, также обнаружили фундамент стены на протяжении 75 м, включая башню длинною 12 м и построенную в 9 м к северу от стены. Эта часть стены совершенно идентична по ширине и конструкции уже известным частям. Археологи подтвердили гипотезу Сукеника–Майера, отождествив эту стену с «третьей» стеной Иосифа Флавия.
        Следуя гипотезе Сукеника–Майера, получается, что северные пределы Иерусалима I века далеко выходили пределы нынешнего Старого города. В Новый город Агриппы I нужно включить огромную площадь, охватывающую 80 гектаров (почти равную площади прежнего Иерусалима — 90 гектаров ¹¹⁴), а также целый ряд памятников, в том числе «грот Иеремии» и «Садовую гробницу». Тому, что иродианский Иерусалим превосходил размерами нынешний Старый город, находят подтверждение в указании Иосифа Флавия, что окружность города составляла в его время 33 стадия (Война, V, 4, 3)¹¹⁵, то есть 6138 метров, в то время как окружность нынешнего Старого города равняется 4235 метрам. Правда, в этом случае не учитывается южная линия древних городских стен, которая достигала источника Силоам (там же, V, 4, 2) и, таким образом, была гораздо длиннее южных стен Старого города ¹¹⁶.

        Гипотеза Сукеника–Майера была принята многими учеными, включая У. Ф. Олбрайта (Albright) и М. Ави-Йону (Avi-Yonah). Однако далеко не все исследователи с нею согласны. Открыта только северная линия этой предполагаемой стены, но ни ее западное, ни восточное продолжение не обнаружены. Сукеник и Майер считали, что их стена приходила на западе к Цитадели и Яффским воротам, а на востоке — к северо-восточному углу Храмовой горы. Однако раскопки севернее Цитадели и севернее северо-восточного угла нынешнего Старого города, проведенные в новейшее время, не выявили никаких следов древней стены, которую можно было бы датировать I в. н. э. Все то, на что указывалось и указывается как на фрагменты западного и восточного продолжения «третьей» стены Сукеника–Майера (включая башню Псефина, упомянутую Флавием), оказывается либо принадлежащим стене позднейшей эпохи, либо принадлежащим вовсе не стене ¹¹⁷.
        Альтернативная гипотеза была выдвинута Л. Винсентом, Дж. Симонсом (Simons), К. Кеньон, Г. Вайтманом (Wightman) и другими учеными, утверждающими, что линия «третьей» стены в основном совпадала с северной стеной Старого города по линии Дамасских ворот. Эта гипотеза опирается на раскопки Р. Гамильтона, Б. Хеннеси и других археологов под Дамасскими воротами. Обнаруженная здесь древняя каменная кладка была вначале датирована временем строительства Элии Капитолины, но затем ее стали датировать Иродианским периодом. Г. Вайтман в 1989 г. определил, что строители ворот использовали многочисленные блоки с типично иродианской обработкой краев. По мнению Б. Хеннеси и К. Кеньон, Дамасские ворота возникли в I веке и продолжали служить римской Элии с некоторыми перестройками и дополнениями в их верхней части ¹¹⁸.
        Какая из этих гипотез предпочтительнее? Согласно Иосифу Флавию, «третья» стена проходила через «царские пещеры» (sph,laia basilika,). В этой части Иерусалима известна только одна пещера, называемая «пещерой Седекии» или «копиями царя Соломона» и представляющая собою обширную подземную каменоломню, используемую еще в древнейшие времена. В раввинских сочинениях она фигурирует как «большая пещера Седекии» (ВТ Эрубин, 61a–61b), по которой царь Седекия бежал из осажденного вавилонянами города (4 Цар 24:17–25:7). Вход в пещеру находится под стеной нынешнего Старого города, в 100 м восточнее Дамасских ворот. Этот вход в был заложен в 1542 г., во время возведения стен нынешнего Старого города при султане Сулеймане I, и вновь открыт в 1854 г. американским врачом и путешественником Дж. Баркли (Barclay).
        Если Иосиф Флавий говорит об этой же самой пещере-каменоломне, то нужно признать, что гипотеза Сукеника-Майера не верна, и правы Л. Винсент, Дж. Симон и другие, утверждающие, что северная линия «третьей» стены совпадала с северной стеной нынешнего Старого города. Трудно представить, что Флавий назвал пещерой (тем более царской) какой-либо из гротов или погребальных склепов к северу от Старого города (обнаруженых ныне), при том, что ему была известна эта обширная подземная каменоломня.
        Иосиф Флавий указывает также, что «третья» стена пролегала «против гробницы Елены, царицы Адиабенской», которая традиционно локализуется на севере от нынешних Дамасских ворот и отождествляется с «гробницей царей» (Tomb of the Kings). С этим указанием согласны обе предложенные реконструкции «третьей» стены. Правда, Флавий сообщает, что гробница Елены располагалась в трех стадиях от города (Древности, XX, 4, 3), то есть примерно в 590 метрах, тогда как известная ныне «гробница царей» удалена от линии Сукеника–Майера всего на 250 метров (и на 700 метров от стены нынешнего Старого города). Если взять за основу данные Иосифа Флавия, то линия «третьей» стены должна пролегать не по линии Сукеника–Майера и не по линии стен Старого города, а примерно посредине них, проходя через «Голгофу Гордона» и «Садовую гробницу». Однако никакой стены на этой линии не обнаружено. Получается, либо не верна гипотеза Сукеника–Майера, либо не точны данные Иосифа Флавия.
        В своих произведениях Флавий часто указывает расстояния между различными объектами, в том числе и между такими, которые хорошо известны и ныне. Мы можем проверить точность его данных. Он сообщает, что Иерихон находится в 150 стадиях от Иерусалима (ок. 30 км) (Война, IV, 21, 10), а крепость Иродион — в 60 стадиях (11,1 км) (Древности, XV, 9, 4), что вполне соответствует действительности. Размеры Галилейского моря он определяет в 140 стадиев длинны (25,9 км) и 40 стадиев ширины (7,4 км) (Война, III, 10, 7), что также весьма близко к его реальным размерам: 21 х 8,5 км. Указанная им длина городских стен Самарии-Себастии — 20 стадий или 3720 м (Война, I, 21, 1) — вполне подтверждается археологами. Столь же достоверен Флавий, говоря о расстоянии, на котором находятся от Иерусалима окружающие его горы: Скопус — в 7, а Елеонская гора — в 5 стадиях (Война, II, 19, 4; Древности, XX, 8, 6); соответственно в 1,3 км и 925 м ¹¹⁹. Поэтому у нас нет оснований подозревать историка в неточности, когда он указывает 3 стадия, отделяющих гробницу Елены Адиабенской от городской стены ¹²⁰.
        Показательно расстояние, указанное Флавием до горы Скопус. Эта гора, как и «гробница царей», находится к северу от Иерусалима. От северной стены нынешнего Старого города до вершины Скопуса насчитывается 1,7 км, что на 400 м больше того расстояния, которые должны были составить 7 стадиев Флавия. Но если от вершины Скопуса отсчитать 7 стадиев в обратном направлении и прочертить линию северной границы Иерусалима времен Флавия, то эта линия окажется очень близка к линии «третьей» стены Сукеника–Майера.
        Гипотеза Сукеника–Майера по сей день сохраняет свою силу. Х. Гева так резюмирует результаты поисков «третьей» стены: «Фактически нет никаких оснований датировать периодом Второго Храма северную стену Старого города и считать ее "третьей" стеной. Последние раскопки на линии стены Сукеника–Майера подтверждают, что она была построена в первом столетии н. э. Поэтому не исключено, что Сукеник и Майер действительно нашли "третью" стену Иосифа»¹²¹. Во всяком случае, добавим мы, гипотеза Сукеника–Майера, подкрепленная открытием реальных укреплений, датируемых Иродианским периодом, должна учитываться при определении линии «второй» стены Иосифа Флавия, а также во всех изысканиях, связанных с Голгофой и гробницей Иисуса.

* * *

        Для нашей темы особый интерес представляет «вторая» стена, бывшая во времена Иисуса северной стеной Иерусалима. Исследователи прекрасно понимают, что нахождение остатков этой стены и установление ее конфигурации является ключом к определению местоположения Голгофы и гробницы Иисуса Христа. В дополнение к сказанному о «второй» стене Иосиф Флавий сообщает, что в ней имелось четырнадцать башен (Война, V, 4, 3) и что улицы Нового города располагались в косом направлении ко «второй» стене (там же, V, 8, 1). Во время осады в 70 г. за владение этой стеной разгорелись жаркие бои, и она переходила из рук в руки. Когда римляне окончательно овладели ею, они разрушили всю ее северную часть, очевидно, наиболее укрепленную. Упоминает Иосиф Флавий и о южной части этой стены, говоря о стоящих здесь особенно крепких башнях (там же, V, 8, 2).
        Поразительно, но остатков столь мощных укреплений до сих пор не найдено, так что линия «второй» стены составляет одну из самых значительных проблем истории Иерусалима. Большинство ученых согласно в том, что «вторая» стена пролегала немного севернее «первой» стены, по территории нынешних Христианского и Мусульманского кварталов. Археологам предлагается найти эту древнюю стену в густой массе всевозможных строений, принадлежащих различным эпохам, — задача поистине не из легких. Поверхность в этой части Старого города не обнаруживает особенных топографических выпуклостей, чтобы по ним можно было бы сказать что-либо определенное о направлении «второй» стены.
        Не ясно и то, когда была построена эта стена. Иосиф Флавий ничего об этом не говорит, так что строительство ее трудно связать с тем или иным историческим событием. Можно лишь предположить, что к моменту построения «третьей» стены, к 41–44 гг., «вторая» стена существовала достаточно длительное время. По сообщению Флавия, Иерусалим был окружен двойной стеной еще в 37 г. до н. э., когда город штурмовал Ирод Великий (Древности, XIV, 16, 2). Ученые XIX века полагали, что «вторая» стена была создана еще в ветхозаветный период и отождествляли ее с «широкой стеной» царя Езекии, либо с городскими стенами Иерусалима, описанными в Книге Неемии. Ныне эти взгляды отвергнуты. Современные исследователи склонны датировать «вторую» стену II в. до н. э. «Возможно, — пишет Х. Гева, — она была построена в Хасмонейский период для охраны рынка, расположенного в верхней части Тиропеонской долины»¹²².
        Поискам остатков «второй» стены (до сих пор, увы, бесплодным) скоро исполнится два века. Еще в XIX столетии ученые пытались связать в единую линию различные фрагменты каменной кладки, обнаруженные в восточной части Христианского квартала и в западной засти Мусульманского квартала, и на этой основе реконструировать «вторую» стену ¹²³.
        Обломки темных гранитных колонн и остатки мощной стены, сложенной из больших каменных блоков с типично иродианской обработкой краев, находящиеся на Русском месте и на участке Коптского монастыря, немного восточнее храма Гроба Господня, издавна привлекали к себе исследователей как возможные остатки «второй» стены Иосифа Флавия. Т. Тоблер, Э. Робинсон и другие ученые считали их остатками пропилей Константиновой базилики, но уже Е. Г. Шульц в 1843 г., а за ним Э. Пьеротти, М. де Вогюэ и Ж. Сепп предположили, что они принадлежат «второй» стене, и что пропилеи Константиновой базилики были построены на древнееврейской городской стене ¹²⁴. В 1883 г., проведя раскопки на Русском месте, архимандрит Антонин (Капустин) и К. Шик объявили, что нашли «вторую» стену и даже ворота в ней, выводящие как раз на участок храма Гроба Господня ¹²⁵. Две стены, одна идущая с севера на юг, другая — с запада на восток, сходились здесь не под прямым углом. Это было объяснено так, что «вторая» стена делала в этом месте поворот, оставляя за чертою города традиционное место Голгофы. К. Шик отождествил эту стену с ветхозаветной стеной, описываемой в Книге Неемии, и локализовал на ее линии пять ворот, упомянутых Неемией и принадлежавших северной части ветхозаветной стены ¹²⁶.
        Такая реконструкция и датировка стены была оспорена другими учеными. Л. Винсент и Ф. Абель, а следом за ними другие исследователи датировали каменную кладку и гранитные колонны на Русском месте временем Элии Капитолины ¹²⁷. О том, что это не «вторая» стена, свидетельствуют сами по себе блоки иродианского времени; ведь в период Иродиадов появилась лишь «третья» стена, а «вторая» стена, по Иосифу Флавию, была построена еще до Ирода Великого. Новые раскопки, проведенные на этом участке У. Люксом в 1970–71 гг., подтвердили, что стена эта возникла в период строительства Элии Капитолины и не относится ко «второй» стене древнего Иерусалима. В ходе исследований было установлено, что римляне использовали строительный материал, взятый из разрушенных зданий Иерусалима, в том числе Иродианского храма. Нынешние ученые в большинстве своем считают, что стена на Русском месте вначале окружала теменос Адрианова храма, а затем строители Константина воспользовались ее материалом для возведения стен храма Гроба Господня ¹²⁸. По мнению С. Куаснона, эта стена и гранитные колонны вначале были частью фасада гражданской базилики, возведенной Адрианом и перестроенной при Константине в христианскую базилику ¹²⁹. При этом строители Константина прорубили в стене дополнительные проемы и двери ¹³⁰. В любом случае, остатки этой стены и проемы в ней не имеют отношения ко городской стене времен Иисуса Христа.
        Все же, по мнению большинства современных исследователей, западная часть «второй» стены пролегала восточнее традиционного участка Голгофы и гробницы Христа. Рассматривая древнюю каменоломню, обнаруженную под фундаментом храма Гроба Господня и в районе Муристана, К. Кеньон предположила, что «вторая» стена была построена по откосу на восточной стороне древней каменоломни, причем наличие этой каменоломни было учтено в целях обороны «второй» стены. Этот взгляд совпал с выводами Авигада и других ученых, полагающих начало «второй» стены и ворота Генната в северо-западном углу Еврейского квартала. Это то, что касается западной части «второй» стены.
        «Любые заключения относительно линии "второй" стены в самой северной ее части, — справедливо отмечает Х. Гева, — зависят от точной локализации "третьей" стены. Максимальная величина, которую Иерусалим достигал в период Второго Храма, представлена стеной Э. Сукеника и Л. Майера (в 450 м к северу от Дамасских ворот), при этом "вторая" стена была реконструирована ими вблизи Дамасских ворот. Здесь, доказывали они, "вторая" стена поворачивала на юго-восток и тянулась до башен крепости Антонии. С другой стороны, минимальные размеры, присваиваемые Иерусалиму периода Второго Храма, вписывают "третью" стену в пределы нынешнего Старого города, пролагая ее по линии Дамасских ворот. В этом случае линию "второй" стены проводят на север от ворот Генната, потом на восток, до крепости Антонии, немного южнее Дамасских ворот»¹³¹.
        Интересно, что стенами библейского Иерусалима интересовались еще средневековые христиане, также считавшие, что линия стен современного им города не совпадает с городскими стенами времен Иисуса Христа. Галльский паломник Зевульф, посетивший Иерусалим ок. 1103 г., оставил такое наблюдение: «Император Адриан, называемый Элием, вновь выстроил город Иерусалим и храм Господень (т. е. святилище на Храмовой горе) и расширил город до Башни Давида (т. е. Цитадели), которая раньше была на далеком расстоянии от города; желающий может видеть с горы Елеонской, где были раньше крайние западные стены города и насколько он впоследствии был расширен» (подчеркнуто мною — Б. Д.). По-видимому, во времена крестоносцев полагали, что западная стена вначале пролегала вблизи Храмовой горы, и только при императоре Адриане ее проложили там, где она проходит ныне — на линии Цитадели и Яффских ворот. Некоторые исследователи не исключают также того, что Зевульф, предлагая взглянуть на город с Елеонской горы, указывал на руины «второй» стены, все еще видимые в его время (La Citez, 1896, 1, n. 1).
        Упомянутый картограф Ж. Зуалларт изобразил на своей карте Иерусалима (1587 г.) линию западной стены древнего города, прочерченную от Дамасских ворот до некоей точки в западной стене Старого города, причем за ее чертою остались не только храм Гроба Господня, но и Цитадель вместе с Яффскими воротами. Таким образом Ж. Зуалларт отразил представление средневековых ученых о том, как именно проходила «вторая» стена Иосифа Флавия.
        Иосиф описал «вторую» стену как начинающуюся от ворот Генната, расположенных в «первой» стене. Именно эти ворота и должны служить отправной точкой для реконструкции «второй» стены. Местоположение этих ворот до сих пор точно не установлено. По мнению более ранних исследователей Г. Гута (Guthe) К. Шика и Л. Винсена, ворота Генната находились в непосредственной близости от дворца Ирода, почти рядом с башнями Гиппика и Фасаеля. Последующие ученые К. Каллинг (Calling), Л. Гролленберг (Grollenberg) и К. Кеньон предположили, что ворота Генната находились посредине «первой» стены, примерно на равном удалении от дворца Ирода и Храмовой горы. Этот взгляд подкрепил Н. Авигад, отождествив с воротами Генната открытые им в северо-западном углу Еврейского квартала остатки ворот Хасмонейского периода ¹³². Такая локализация ворот Генната изменила представление о линии «второй» стены, начало которой Иосиф Флавий тесным образом связал с этими воротами.
        Прежняя реконструкция «второй» стены принадлежит К. Шику, который основывался на результатах археологических изысканий XIX в. На его планах и схемах Иерусалима эпохи Второго Храма «вторая» стена начинается от дворца Ирода, точнее — от башни Гиппика и помещенных рядом с ней ворот Генната, поднимается немного к северу, охватывает с севера пруд Амигдалон (Биркет Хаммам ал-Батрак), затем поворачивает на восток, проходя через минарет мечети ал-Омария, минует с юга храм Гроба Господня, затем делает поворот в северном направлении, достигает улицы Тарик ас-Сарай (Виа Долороза), откуда снова поворачивает на восток, к крепости Антонии.
        Теперь же, с перемещением ворот Генната в северо-западный угол Еврейского квартала, начало «второй» стены предполагается в этом месте. Отсюда ее ведут строго на север, вдоль нынешней улицы Сук Хан аз-Зайт, минуя по левую сторону храм Гроба Господня, доводят до той же улицы Тарик ас-Сарай, и уже отсюда поворачивают на восток, к крепости Антонии. Именно такая линия представлена Г. Вайтманом в его монографии, посвященной истории стен Иерусалима ¹³³. Эта линия оказывается на одну треть короче прежней линии «второй» стены и охватывает гораздо меньшую часть городской застройки. В частности, за чертою стены оказываются Муристан и пруд Амигдалон (Биркет Хаммам ал-Батрак), ранее включаемые в город.
        Наконец, еще одну реконструкцию «второй» стены предложил М. Ави-Йона, принявший гипотезу Сукеника–Майера и в соответствии с ней отодвинувший самую северную часть «второй» стены к нынешним Дамасским воротам ¹³⁴. Линия стены Ави-Йоны начинается в том же северо-западном углу Еврейского квартала (у «новых» ворот Генната), что и линия Вайтмана, идет строго на север, до Дамасских ворот, где круто поворачивает на юго-восток и приходит к крепости Антонии. Линия Ави-Йоны на одну четверть длиннее линии К. Шика и более чем на треть длиннее линии Г. Вайтмана.
        Таковы наиболее распространенные гипотезы. Все предложенные конфигурации «второй» стены мы отметили красным пунктиром на прилагаемой схеме этой части Старого города.
        Два слова в описании Иосифом Флавием «второй» стены обращают на себя внимание. Во-первых говорится, что «вторая» стена «окружала (kuklou,menon) северное предместье», а во-вторых, что она «восходила», «поднималась» (avnh,|ei) до Антонии. Следовательно, линия стены была не прямой, а выгнутой в сторону севера, полукруглой, окружающей жилые кварталы ¹³⁵. И все же выгиб этот не должен был быть большим, поскольку в то же время указывается, что «вторая» стена восходила, поднималась на северо-восток, до северо-западного угла Храмового комплекса, где находилась крепость Антония. Эти два указания Флавия помогут нам оценить ту или иную гипотезу. Крутой поворот, которая делает стена М. Ави-Йоны на юго-восток от Дамасских ворот, спускаясь затем к крепости Антонии, не соответствует описанию Флавия. Версии К. Шика и Г. Вайтмана в данном случае выглядят предпочтительнее. Что же касается того, что «вторая» стена окружала северное предместье, то линия Г. Вайтмана представляется более округлой, нежели неровная, с зигзагами линия К. Шика ¹³⁶.
        Учтем и то сообщение Флавия, что во «второй» стене было четырнадцать башен (Война, V, 4, 3). Если расстояние между этими башнями было таким же, как расстояние между башнями «первой» стены, указываемое Флавием, — 200 локтей (92 м), — то длинна «второй» стены составляла 1260 м, намного больше, чем линия, начертанная К. Шиком (820 м), Г. Вайтманом (580 м) и М. Ави-Йоной (950 м). Такую длинную стену трудно уместить в пределах нынешних Мусульманского и Христианского кварталов, причем так, чтобы о ней можно было сказать, что она «поднимается» к крепости Антонии. Но если мы возьмем за основу стену Сукеника–Майера, в которой башни 12-ти метровой длинны находились в 30–32 метрах друг от друга, то длинна «второй» стены составит 580–615 метров, что заметно короче линий К. Шика и М. Ави-Йоны, но равно длине линии Г. Вайтмана.
        Проходила ли «вторая» стена так, как думали раньше, или так, как полагают теперь, в обоих случаях храм Гроба Господня остается за ее чертою, вне Иерусалима начала I века. Традиционалистов должны устраивать все имеющиеся конфигурации «второй» стены, что с удовольствием подчеркивает Г. Кроль ¹³⁷. В подтверждение того, что участок храма Гроба Господня в начале I века находился за пределами города, указывается на существование здесь еврейского кладбища: древние евреи обычно хоронили покойников за городом. И все же вопрос о линии «второй» стены, равно как и о ее отношении к участку храма Гроба Господня, остается дискуссионным. Ученые вполне сознают, что все имеющиеся на сегодняшний день представления о «второй» стене достаточно гипотетичны. «Загадочный пассаж Иосифа, — пишет М. Броши, имея в виду рассказ Флавия о "второй" стене, — все еще ждет фактических археологических открытий»¹³⁸.

* * *

        Как бы то ни было, мы можем подвести некоторые итоги. Даже если участок храма Гроба Господня все же находился за чертою «второй» стены древнего Иерусалима, то это означает, что выполнено лишь первое евангельское условие локализации места распятия и погребения Иисуса. Как обстоит дело с другими условиями? Голгофа, как мы помним, должна была находиться близ оживленной дороги и недалеко от городских ворот.
        Имела ли «вторая» стена ворота, сколько их было и где они находились — вопрос совершенно дискуссионный. Иосиф Флавий два раза упоминает ворота во «второй» стене, когда описывает ее оборону в 70 г. В первый раз он сообщает следующее: «иудеи разделились по позициям и защищали стену упорно; люди Иоанна боролись с крепости Антонии, северной храмовой галереи и гробницы царя Александра, а отряды Симона заняли вход [в город] у гробницы [первосвященника] Иоанна и защищали линию до ворот, у которых водопровод загибает к Гиппиковой башне» (Война, V, 7, 3). Во второй раз Флавий говорит кратко, что иудеи делали против римлян вылазки из «верхних ворот», находившихся во «второй» стене (там же, V, 8, 1) и, по-видимому, тождественных воротам, упомянутым выше. С первого взгляда кажется, что Флавий дает исчерпывающие описание этих ворот. Ориентирами для локализации их служат и замок Антония, и Храмовая гора, и гробница первосвященника Иоанна, и Гиппикова башня, и даже водопровод, проходивший в этой части города. Однако при попытке локализации ворот мы сталкиваемся с трудностями. Не установлено местоположение самого важного в данном случае ориентира — водопровода, который, по словам Флавия, как раз у этих ворот делал поворот в сторону Гиппиковой башни. Археологи пока не нашли остатков этого водопровода ¹³⁹. При таких условиях указать даже примерное местоположение Верхних ворот очень трудно. Ведь крепость Антония и гробница первосвященника Иоанна располагались у разных концов «второй» стены! Упомянутые Флавием ворота могли находится в том или ином месте на всем ее протяжении.
        Из описания Иосифа Флавия явствует, что воины Симона защищали часть «второй» стены, прилегающую к «первой стене» у ворот Генната, а воины Иоанна — ту часть стены, которая прилегала к крепости Антонии, и что границей между двумя отрядами служили искомые ворота. Умозрительно можно предположить, что ворота находились на некотором удалении от ворот Генната и башни Антонии, примерно в середине «второй» стены. Обозначение же этих ворот — «верхние» (pu,laj ai` a;nw) заставляет думать, что эти ворота находились на северном участке «второй» стены, ближе к крепости Антонии, к которой, по словам Иосифа Флавия, эта стена поднималась.
        Если принять реконструкцию М. Ави-Йоны, помещающего самую северную точку «второй» стены на месте нынешних Дамасских ворот, то можно почти с уверенностью говорить, что Верхние ворота Иосифа Флавия совпадали с Дамасскими воротами. Если принять реконструкцию К. Шика, то Верхние ворота окажутся в северо-западном углу «второй» стены, на пересечении улиц Сук Хан-аз-Зайт и Хотт ал-Ханака. Наконец, на карте Г. Вайтмана эти ворота указаны примерно в середине северной части «второй» стены, на линии нынешней улицы ал-Вад.
        Мы уже видели, что в ряде случаев реконструкция «второй» стены Г. Вайтмана оказывается предпочтительнее реконструкции К. Шика и М. Ави-Йоны, потому что более соответствует описанию Иосифа Флавия. То же относится и к локализации Верхних ворот. Вспомним о том, что Флавий упоминает улицы Нового города, «расположенные в косом направлении к стене». В случае, если Верхние ворота находились на линии улицы ал-Вад, и городская улица, выходящая из этих ворот, совпадала с нынешней улицей ал-Вад, то такая улица действительно оказалась бы в косом направлении ко «второй» стене и Верхним воротам. То, что направление этой улицы совпадало с направлением нынешней улицы ал-Вад, весьма вероятно. Проложенные при римлянах две магистральные улицы (Кардо), сходящиеся у Дамасских ворот, надо думать, учитывали линии прежних улиц Иерусалима. В таком случае у второго Кардо, ставшего затем улицей ал-Вад, в свою очередь имелся прототип в виде улицы периода Второго Храма, пусть даже гораздо более узкой ¹⁴⁰.
        Можно даже предположить, что улица эта последовательно проходила через некие ворота в «первой» стене, через Верхние ворота во «второй» стене, через северные ворота в «третьей» стене и, в конце концов, выводила на северную (Дамасскую, Сихемскую) дорогу. На некоторых схемах Иерусалима периода Второго Храма эта улица отмечена как «улица вдоль Тиропеонской долины» (Street along the Tyropoeon) и продолжается на юг вплоть до источника Силоам ¹⁴¹. Первоначально она могла связывать Нижний город с упомянутым «верхним рынком», находившимся в северной части Тиропеонской долины.
        Итак, наиболее вероятное местоположение Верхних ворот «второй» стены — либо ее северо-западный угол, на линии улицы Сук Хан аз-Зайт, либо в середине северной части стены, на линии улицы ал-Вад (и предпочтительнее здесь). Но и в том, и в другом случае ворота эти, равно как и выходившая из них дорога, не относились к участку, традиционно почитаемому как место распятия и погребения Христа. Этот участок прилегает не к северной части «второй» стены, а к западной! Максимально близко к этому участку ворота «второй» стены могли бы оказаться при нахождении их в северо-западном углу стены, на линии нынешней улицы Сук Хан аз-Зайт. Тогда от традиционной Голгофы до ворот насчитывалось бы всего 100–150 метров. Однако можно ли считать это расстояние отвечающим второму условию локализации Голгофы — близ оживленной дороги, настолько близко, что идущие по дороге могли читать надпись на кресте? Вряд ли.
        Кроме того, находились ли ворота «второй» стены на линии улицы Сук Хан аз-Зайт или на линии улицы ал-Вад, выходившая из этих ворот дорога вела не на запад, к месту традиционной Голгофы, а на север, и эта была Дамасская дорога. Было бы трудно рассмотреть надпись на кресте даже с минимального в данном случае расстояния 100–150 метров. А людям, идущим по дороге, сделать это было бы еще труднее, — ведь, идя на север, они все больше бы удалялись от указанного участка. Предпринятая нами локализация Верхних ворот «второй» стены, упомянутых Иосифом Флавием, не позволяет говорить о том, что выйдя из них, мы оказались бы на почитаемом ныне месте распятия и погребения Иисуса или даже поблизости от него.
        Но, может быть, кроме Верхних ворот имелись другие ворота во «второй» стене, с другой выходящей из них дорогой, местоположение которых более соответствует традиционному участку? Основной источник в этом вопросе — Иосиф Флавий — о других воротах во «второй» стене не говорит. Более того, из его рассказа можно заключить, что других ворот не было. Когда в 70 г. овладевшие «второй» стеной римляне были внезапно атакованы иудеями и решили в срочном порядке отступить за «вторую» стену, в Новый город царя Агриппы, им пришлось прорубать в стене проломы и лазы, чтобы покинуть опасные кварталы (Война, V, 8, 1). Этого, конечно, не потребовалось бы, имейся во «второй» стене несколько ворот, расположенных в разных ее частях.
        Вчитаемся внимательнее в текст Иосифа Флавия, где описывается оборона левой или южной части «второй стены»: «отряды Симона заняли вход [в город] у гробницы Иоанна и защищали линию до ворот, у которых водопровод загибает к Гиппиковой башне». Что означает «вход [в город]» в этом месте и в какой стене он находился? Этот «вход» (evmbolh,) ясно отличается Флавием от «ворот» (pu,lh), то есть отличается и от ворот Генната, и от Верхних ворот «второй» стены. Согласно византийскому словарю Суде слово evmbolh,n означает «проход, прорыв, пробоину». Еще в XIX веке в исследовательской литературе появились предположения, что Флавиев evmbolh, представлял из себя проход в стене, либо в башне, и находился в той части «второй» стены, которая непосредственно прилегала к участку нынешнего храма Гроба Господня. Было обращено внимание на то, что Иосиф Флавий немногим ниже рассказывает об иудее Касторе, который оборонял «среднюю башню» «второй» стены и который скрылся из нее по подземному ходу, когда она зашаталась под ударами римского тарана (Война, V, 8, 4). В этой башне видели «воротную башню», прикрывавшую тот же «вход» в город ¹⁴².
        Разговоры об evmbolh, оживились после 1883 г., когда архимандрит Антонин (Капустин) и К. Шик, проведшие раскопки на Русском месте, объявили об открытии остатков «второй» стены и ворот в ней, выводящих как раз на участок храма Гроба Господня. При этом архимандрит Антонин предпочитал называть эти ворота Судными, имея в виду церковную традицию, а К. Шик — Ефремовыми, отождествляя «вторую» стену с ветхозаветной стеной Неемии ¹⁴³. Правда, немецкого археолога несколько смутила ширина открытого прохода, — всего 2,58 м, — слишком маленькая для предполагаемых городских ворот, а также то странное обстоятельство, что двери в этих воротах открывались на запад, то есть во вне города, а не во внутрь, как обычно открываются городские ворота. Но К. Шик нашел выход и из этой трудности, локализовав к востоку от храма Гроба Господня упоминаемую Иосифом Флавием крепость Акру, частью укреплений которой были-де найденные стена и ворота ¹⁴⁴.
        Поспешные и громкие заявления об археологическом подтверждении церковной традиции лишний раз показали, что раскопки на Русском месте с самого начала проводились не столько в научных, сколько в апологетических целях. Возбужденная заявлением о. Антонина и К. Шика фантазия христианских писателей тут же нарисовала «воротную башню, а рядом с нею, к югу, красивый, глаголем расположенный, крытый проход или галерею. Башня была показателем ворот Судных. У южной стены ее возвышенный, устланный каменными плитами помост служил судебным форумом. Здесь разбирались и решались все дела иудеев. Приговоренных к смерти выводили через главные ворота башни за город и здесь побивали камнями...»¹⁴⁵ Подобная реконструкция уже тогда многим казалась надуманной, хотя она и отразилась частично на картах библейского Иерусалима. Как уже говорилось, дальнейшие исследования остатков древней стены на участке Русского места и Коптского монастыря, не подтвердили мнения К. Шика и его сторонников. В 1970–71 гг. раскопки У. Люкса показали, что древняя стена на Русском месте возникла в период строительства Элии Капитолины и не относится ко искомой «второй» стене Иосифа Флавия. Что касается ворот, то само их наличие в этом месте поставлено под большое сомнение. По мнению современных ученых, те проходы, которые в XIX веке были приняты за ворота в городской стене, на самом деле являлись частью арочного фасада базилики и храма, построенного Адрианом в 135 г., или даже более поздней Константиновой базилики ¹⁴⁶. Этим и объясняется то обстоятельство, что двери мнимых ворот К. Шика открывались на запад, а не на восток, а также то, что наружная отделка стены обращена на восток и на юг, во вне участка храма Гроба Господня.
        Однако мы не можем игнорировать указание Флавия на «вход» в город, имевшийся где-то в южной части «второй» стены, по соседству с гробницей первосвященника Иоанна. Эта гробница часто упоминается при описании осады Иерусалима в 70 г., и, судя по указанию в «Войне», V, 11, 4, находилась вблизи пруда Амигдалон (ныне Биркет Хаммам ал-Батрак или пруд Патриарших бань). Учитывая это, а также то, что расположенный поблизости «вход» в город являлся крайним южным пунктом позиций отрядов Симона, можно предположить, что «вход» этот находился рядом с тем местом, где «вторая» стена примыкала к «первой», т. е. у ворот Генната. Следуя новейшим рекострукциям «второй» стены Г. Вайтмана и М. Ави-Йоны, а также локализации ворот Генната в северо-западном углу Еврейского квартала, «вход» этот нужно искать на этом же участке, в 200–220 метрах южнее Русского места и мнимых ворот К. Шика.
        Разумеется, нельзя исключить того, что Иисуса вывели из города на казнь именно через этот Флавиев «вход» у гробницы первосвященника Иоанна. Другое дело, что и этот «вход», и пролегавшая здесь дорога достаточно удалены от церковного участка Голгофы и Гроба Господня, — столь же далеко, как и Верхние ворота «второй» стены.
        Еще в Средневековье (если не раньше) христиане искали городские ворота, в которые Иисуса вывели на распятие. Мы имеем по меньшей мере две церковные традиции на этот счет. У Иоанна Вюрцбургского, описавшего «сионский» Крестный путь, читаем: «И здесь, через Железные врата (Ferream portam) Господь вынес крест, идя на смерть. И тут же место, где Матерь Дева встретила своего Сына. И отсюда 15 шагов (passus) до того пункта, где Господь взошел на Лобное место». 15 римских passus равняются примерно 22 метрам. Можно думать, что при крестоносцах Железные врата помещались где-то вблизи храма Гроба Господня, — следуя маршруту Иоанна Вюрцбургского, — южнее его, на территории нынешнего Муристана. На позднесредневековых картах Иерусалима мы находим Железные врата (Porta Ferrea) южнее улицы Давида, в северной части Армянского квартала. Традиционно с ними отождествляется средневековый арочный свод (высотой 11,4 м), называемый также «аркой Петра», находящийся на территории Сирийского монастыря, на улице Харет ал-Армен (Арарат). Некоторые ученые XIX в. склонны были видеть в этом своде остатки ворот Генната в «первой» стене библейского Иерусалима. Другие ученые уже тогда справедливо отмечали, что ничто не свидетельствует о том, что это были именно городские ворота; скорее всего это остатки арочного входа в некое большое здание ¹⁴⁷.
        Само название «Железные врата» пришло из Деяний апостолов, где рассказывается, что освобожденный из темницы апостол Петр был приведен ангелом «к железным воротам (ad portam ferream — по Вульгате), ведущим в город, которые сами собою отворились им» (12:10). Из новозаветного рассказа можно заключить, что темница Петра находилась за пределами города, — уже одно это навевает сомнения в точности автора Деяний. Апостола Павла, например, следуя тому же источнику, содержали под стражей в крепости Антонии, которая, как подтверждает Иосиф Флавий, издавна служила местом заключения (Война, I, 5, 4). Что же касается «железных ворот», то иерусалимские ворота с таким названием не встречаются ни в Ветхом Завете, ни у Иосифа Флавия, ни в каком либо ином источнике ¹⁴⁸. Средневековая локация Железных врат основывается единственно на Деян 12:10. Эти врата относятся главным образом к истории апостола Петра, почему и называются «аркой Петра». Здесь же располагается церковь, построенная, по преданию, на месте дома Иоанна-Марка и его матери Марии, куда пришел освобожденный из темницы Петр (Деян 12:12). Вместе с тем, как видно из рассказа Иоанна Вюрцбургского, во времена крестоносцев Железные врата были связаны с шествием Иисуса на Голгофу и включены в тогдашний маршрут Крестного пути. Арочный свод — остаток византийского или даже раннемусульманского здания — стал воображаемыми воротами в воображаемой городской стене.
        Примерно так же обстоит дело и с другой церковной локацией городских ворот, через которые Иисуса вывели на распятие. Седьмая станция нынешнего Крестного пути почитается как Судные врата (Gate of Judgment), у которых ведомый на Голгофу Иисус во второй раз упал под тяжестью креста. Станция эта располагается к северо-востоку от храма Гроба Господня, на пересечении улиц Сук Хан аз-Зайт и Хотт ал-Ханака, и представляет собою часовню, устроенную на участке, приобретенном францисканцами в 1875 г. Имеющаяся в часовне античная колонна из розового мрамора высотою 5,20 м и диаметром 65–70 см, стоящая на пьедестале высотою 1,25 м, как предполагается, принадлежала воротам, находившимся во «второй» стене древнего Иерусалима. Надо заметить, что местоположение этих «Судных врат» прекрасно вписывается в линию «второй» стены, предложенной К. Шиком и Г. Вайтманом. Это как раз тот северо-западный угол этой стены, где, как мы говорили, могли располагаться Верхние ворота, которые выводили на Дамасскую дорогу.
        Иерусалимские ворота с названием Судные не встречаются ни в Ветхом, ни Новом Заветах, не было таких ворот ни в одной из трех городских стен, описанных Иосифом Флавием. Не знали таких ворот византийцы и крестоносцы. «Судные врата» возниакют в христианской топографии Иерусалима в XIII в. и сразу же привлекают к себе внимание многочисленных паломников. В итинерариях эти ворота называются Porta Vetus, Porta Antica («Старые врата»), Porta civitatis («Городские врата»), Porta Judiciaria («Судные врата») и связываются с различными эпизодами евангельских и апокрифических сказаний о шествии Иисуса на Голгофу. Бурхард Сионский (1283 г.), идя от Яффских ворот к Дамасским, видит «место распятия Господа по левую сторону от Старых или Судных врат (Porta Veteri sive Judiciaria)». «Они были названы Старыми, — уточняет Бурхард, — потому что существовали еще во времена иевусеев. Потом их назвали Судными, потому что перед ними творился суд, а во вне их исполнялись приговоры. Во вне их находится место распятия Господа, а Лифостротон, то есть место суда, находится внутри стен города, вблизи них. Остатки этих ворот видны еще в древней стене города; в то время как в новой стене, которая включает гробницу Господа, находятся ворота, названные так же». Уже Зевульф, как мы видели, относил строительство западной стены Иерусалима к временам Адриана и указал на более древнюю стену, пролегавшую гораздо ближе к Храмовой горе.
        Иллюстрацией этих представлений служит Флорентийская карта Иерусалима (XIV в.), на которой «Судные или Старые врата» изображены в некоей внутригородской стене, соединяющей ворота Давида (Яффские) с воротами св. Стефана (Дамасскими), при том, что изображена и внешняя стена, проложенная между теми же воротами, и в ней также имеются «Судные врата». Собственно говоря, на Флорентийской карте мы видим первую попытку представить ту древнюю стену Иерусалима, которую ныне, благодаря Иосифу Флавию, мы называем «второй» стеной.

        На других средневековых картах Иерусалима Судные врата обычно изображаются в виде уличной арки, подобной арке Ecce Homo на Виа Долороза, иногда в виде башни с проходом внутри нее, и в большинстве случаев помещаются именно в том месте, где ныне находится Седьмая станция. «Это были высокие, большие и крепкие ворота, — пишет о них Иаков Веронский (1480–83 гг.), — ибо мы видели их впечатляющие руины, состоящие из больших квадратных камней». Бонифаций Рагузский (XV в.) говорит также и о колонне, вернее, о двух колоннах, стоящих на месте Судных врат. «Мы можем предположить, что идея ворот была подсказана двумя колоннами, из которых к настоящему времени сохранилась лишь одна, или, скорее, остатками арки, которая также не сохранилась», — рассуждает по этому поводу францисканский ученый П. Касвальдер ¹⁴⁹.
        Встречаемое у средневековых авторов название данных ворот: Porta Antica и Porta Veteri, а также указание на то, что они существовали во ветхозаветные времена («во времена иевусеев» по Бурхарду), наводит на мысль, что они отождествлялись со «Старыми воротами», упоминаемыми в книге Неемии 3:6; 12:39 (Porta Veteri и Porta Antiqua по Вульгате), хотя прямых ссылок на эту книгу у средневековых авторов нет. Но даже такая не твердо установленная связь представилась Францисканской Библейской студии настолько важной, что в 1994 г. она предприняла раскопки на участке Седьмой станции.
        Но еще ученые XIX века хорошо знали розовую колонну в часовне Седьмой станции. До того, как эту станцию учредили францисканцы, розовая колонна находилась в арабском кафе-ресторане, и уже тогда паломники рассматривали ее как остаток Судных врат, через которые Иисус прошел на пути к Голгофе ¹⁵⁰. Описав эту колонну, Л. Винсент указал еще на несколько подобных же колонн, расположенных на этом участке и встроенных в различные лавки и магазины тесно примыкающих друг к другу базарных улиц Сук Хан аз-Зайт, Сук ал-Лаханин и Сук ал-Аттарин. В частности, в арабском кафе «Башура» он видел остатки четырех античных колонн, которые вызвали у него ассоциации с римским Тетрапилоном, находившимся в этой части города ¹⁵¹. Впрочем, более вероятно, что эти колонны принадлежали колоннадам Кардо Максимус, пересекавшего город как раз по линии Сук Хан аз-Зайт, и подобны тем колоннам, какие мы видим ныне на раскопанном и отреставрированном участке Кардо Максимус в Еврейском квартале. На основании местоположения отдельных колонн в районе тройных улиц Сук Л. Винсент определил даже примерную ширину Кардо Максимус в этом месте: около 8 метров, — что, по его замечанию, было меньше ширины главных улиц в других римских городах ¹⁵².
        Однако, что же все-таки францисканцы раскопали в часовне Седьмой станции в 1994 году? Руководивший раскопками Э. Аллиата (Alliata) опубликовал подробный отчет. В комнате на северной стороне станции обнаружены строительные конструкции различных эпох: римско-византийской, времен крестоносцев и мамелюков; были найдены, в частности, пилястры или косяки неких ворот, к которым была присоединена имеющаяся колонна. «Датировка этих ворот не может быть более ранней, чем датировка колонны, которая к ним присоединена и которая поддерживает средневековый свод», — отметил Э. Аллиата ¹⁵³. О самой колонне археолог высказал такое соображение: «Не обязательно она должна была составлять часть колоннады, но ее пропорции и ее нахождение на изолированном пьедестале или стилобате указывают на возможность того, что она могла находиться в составе некоторых памятников (Тетрапилона?) большой римско-византийской улицы»¹⁵⁴. Результаты раскопок Э. Аллиата суммировал следующим образом: «в ходе археологических изысканий были обнаружены средневековая лавка кузнеца, широкое пространство ворот, открывавших доступ в византийское исчезнувшее здание, римская колонна, стоящая на изолированном пьедестале и на грубом основании стены или стилобате, а также слои с керамикой, которая отсылает к Иерусалиму библейской эпохи»¹⁵⁵.
        Итак, раскопки подтвердили общее мнение исследователей, что колонна Седьмой станции принадлежит римско-византийскому периоду. Строительство же на этом участке ворот (если это ворота) должно быть отнесено к последующей эпохе. Вполне вероятно, что появление этих ворот связано с оформлением нынешнего маршрута Крестного пути и представляет собою имитацию городских ворот времен Иисуса Христа. Не подтвердилось главное, ради чего, собственно, и производились раскопки: то, что на этом участке имелись ворота в до-римскую эпоху, которые можно было бы отнести ко «второй» стене Иосифа Флавия. Осколки керамики Иродианского и более ранних периодов свидетельствует лишь о том, что это место было обитаемо в эпоху Второго Храма, и, по-видимому, находилось в черте города.
        Подчеркнем, что речь идет об участке, который, согласно нашему исследованию, будучи возможным северо-западным углом «второй» стены, является одним из наиболее вероятных местоположений Верхних ворот Иосифа Флавия. И только в этом случае можно было бы говорить о какой-то близости этих ворот к традиционному месту Голгофы и гробницы Иисуса. Но, коль скоро раскопки на этом участке ни обнаружили ни следов «второй» стены, ни древнейших ворот, дополнительное преимущество получает другое вероятное местоположение Верхних ворот «второй» стены — на линии улицы ал-Вад.
        Вывод этот, совершенно неблагоприятный для церковной традиции, должен быть, тем не менее сделан нами, если мы собираемся продолжить исследование.

9. Местоположение Голгофы зависит от направления главных дорог библейского Иерусалима

        Даже при том, что все еще крайне проблематична линия «второй» стены Иерусалима I века и до сих пор не найдена ни она сама, ни какие-либо ворота в ней, исследование стоит продолжить.
        Мы установили не так уж и мало. Из всех предложенных конфигураций «второй» стены одна, а именно реконструкция Г. Вайтмана, в наибольшей степени соответствует данным первоисточника — Иосифа Флавия. Судя по всему, «вторая» стена охватывала относительно небольшую территорию городской застройки к западу от Храмовой горы. Мы установили также, что стена эта имела ворота, называемые Флавием «верхними», которые располагались в северной части этой стены. Еще один проход в этой стене имелся в южной ее части, там, где она примыкала к «первой» стене. И Верхние ворота, и южный проход могут рассматриваться как те ворота, близ которых, согласно Евангелиям, был распят Иисус Христос.
        Остается последнее евангельское условие локализации Голгофы и гробницы Иисуса: они должны находиться вблизи оживленной дороги. Именно это условие, которому до сих пор не уделялось должного внимания, которое рассматривалось как вторичное и подчиненное по отношению к другим условиям, может оказаться первейшим для решения поставленной задачи.
        В отличие от городских укреплений, важнейшие транспортные пути являются наиболее устойчивыми формированиями, не меняющимися на протяжении столетий. С самого возникновения Иерусалима сформировались главные дороги, связывающие его с другими городами Палестины: Вифлеемская или Хевронская, ведущая на юг Иудеи; Яффская, ведущая к морскому порту; Дамасская или Сихемская, ведущая в Самарию и далее, в Сирию; и восточная дорога, ведущая в Иерихон. Направление этих дорог остается неизменным со времен царя Давида по сей день и не зависит от конфигурации городских стен, различной в разные эпохи, от расширения или, напротив, сокращения городской территории. Эти четыре дороги, ведущие из Иерусалима в четыре стороны, и сегодня являются наиболее оживленными трассами. Столь же оживленными они были и во времена Иисуса Христа. Естественно предположить, что близ одной из этих дорог и находилось обычное место совершения публичных казней в римскую эпоху.
        Теперь стоит внести некоторые уточнения. В силу географических особенностей южная дорога, связывающая Иерусалим с Вифлеемом и Хевроном, начиналась в том же месте, где и Яффская дорога. Как в древности, так и сейчас Вифлеемская дорога является ответвлением Яффской дороги. Она шла вдоль западной стены Иерусалима на юг, мимо Царского пруда (Биркет ас-Султан). На средневековых картах Иерусалима она называется via или vicus ad Bethleem Effrata и совпадает с нынешней Дерех Хеврон. Точно также и восточная дорога, ведущая в Иерихон, не обязательно должна была выходить из ворот в восточной стене Иерусалима. Дорога, считаемая обычно восточной, выходящая из ворот св. Стефана (Львиных), спускающаяся Кедронскую долину и взбегающая на Елеонскую гору, довольно неудобна для движения больших караванов. На некоторых средневековых картах мы видим Иерихонскую дорогу выходящей из тех же Дамасских ворот и идущей вдоль северной стены Старого города, по линии нынешней улица Султан-Сулейман. Таким образом все основные дороги Иерусалима брали начало от двух ворот — западных и северных, т. е. Яффских и Дамасских.
        Наш поиск несколько облегчается установленной выше зависимостью места распятия Христа от местоположения претория Пилата и конфигурации «второй» стены. Эта стена была северной стеной Иерусалима во времена Иисуса. В данном случае следует также принять во внимание раннехристианскую традицию, помещающую Голгофу на север от горы Сион. Эта традицию, как говорилось, отразил Евсевий Кесарийский в своем «Ономастиконе». Тем самым из нашего рассмотрения исключается южная дорога, ведущая в Вифлеем и Хеврон. По-видимому, нужно исключить также и восточную дорогу, несмотря на продолжаемые некоторыми исследователями поиски Голгофы и гробницы Иисуса на Елеонской горе, к востоку от Старого города. Остаются две дороги: Яффская и Дамасская. Рассмотрим их по очереди.
        Нынешние Яффские ворота, вероятно, берут начало от тех ворот, которые появились здесь при строительстве Элии Капитолины, а может и раньше, — в 41–44 гг., при строительстве «третьей» стены. До этого дорога на Яффу выходила из неких ворот, находящихся в «первой» стене. Иосиф Флавий упоминает о «тайных воротах» (pu,lhj avfanou/j) у Гиппиковой башни, через которые осажденные иудеи делали вылазки против римлян (Война, V, 6, 5). Надо думать, ворота эти принадлежали дворцовому комплексу, в состав которого входила и башня Гиппика. Если преторий Пилата находился во дворце Ирода, то Иисуса могли бы вывести за город и отсюда. Но эти «тайные ворота» или, скорее, лаз, конечно же нельзя считать городскими воротами, выводящими на большую дорогу. Воротами, принадлежавшими «первой» стене, согласно Флавию, были упомянутые уже ворота Генната. Возможно, именно из них выходила тогда дорога, ведущая в Яффу (Иоппию). Если принять гипотезу К. Шика, располагавшего ворота Генната вблизи дворца Ирода, то Яффская дорога также начиналась в этом месте. Если верна нынешняя версия, помещающая ворота Генната в северно-западном углу Еврейского квартала, то, учитывая линию «первой» стены, легко представить, что дорога на Яффу первоначально шла вдоль «первой» стены на запад, затем, минуя слева дворец Ирода, пролегала так, как ныне пролегает Яффская дорога.
        Как мы установили ранее, недалеко от ворот Генната, в начале «второй» стены находился и тот «вход» в город (evmbolh,), который так занимал христианских топографов XIX в. Имелась ли и здесь некая дорога? Если и имелась, то, скорее всего, она сливалась с Яффской дорогой, выходящей из ворот Генната. Это естественно предположить, учитывая древнюю топографию этой местности. Вдоль нынешней улицы Давида тянулась ложбина, отделявшая Верхний город (Сионскую гору с ее северными отрогами) от возвышенности в районе нынешнего храма Гроба Господня и Коптского монастыря. Эта ложбина сохранялась и в Средневековье. «От башни Давида, — пишет Бурхард Сионский в 1283 г., — вдоль северного склона Сиона до площади Храма идет долина, отделяющая Сион от Нижнего города и [горы] Мориа». Видимо, Бурхард сливает эту ложбину с Тиропеонской долиной, проходившую вдоль западной стены Храмового комплекса, но то, что это была отдельная ложбина, свидетельствует его указание на «башню Давида» (Цитадель). То, что в древности существовал значительный уклон от участка храма Гроба Господня в сторону улицы Давида, открылось в XIX веке при раскопках церкви Иоанна Крестителя в южной части Муристана. Порог византийской церкви, стоявшей на этом месте, оказался на 8 метров ниже поверхности нынешней церкви ¹⁵⁶. Еще более значительную глубину (13 м и более) древней поверхности показали раскопки К. Кеньон и У. Люкса в районе Муристана и лютеранской церкви Редемер ¹⁵⁷.
        Поэтому с большой долей вероятности можно полагать, что древняя Яффская дорога проходила по указанной ложбине, почти совпадая с нынешней улицей Давида. Дорога же, которая выходила из южного прохода во «второй» стене, естественным образом должна была пролегать по той же ложбине, сливаясь с Яффской дорогой. Собственно говоря, это была одна и та же дорога. Вряд ли дорога, выходящая из южного прохода во «второй» стене, имея перед собой удобную ложбину, направилась бы при этом на север-запад, поднимаясь на возвышенность, на скалистый участок нынешнего храма Гроба Господня. Да и куда бы она вела? На древнюю каменоломню или сменившее ее кладбище? И могла ли она быть широкой оживленной дорогой?
        Казалось бы, те ученые, которые рассматривают дворец Ирода в качестве претория Пилата, естественным образом должны искать Голгофу на Яффской дороге, пролегавшей возле этого дворца в начале I века н. э. Однако на деле этого не происходит. Дж. Вилькинсон исчисляет Крестный путь в 300 метров по прямой линии от дворца Ирода к традиционному месту распятия в храме Гроба Господня ¹⁵⁸. Дж. Мерфи О’Коннор также ведет осужденного Иисуса из дворца Ирода на участок храма Гроба Господня, но путем довольно замысловатым: «более вероятно, что Иисуса повели к месту казни через город, [от дворца Ирода] по направлению на восток, вдоль нынешней улицы Давида, затем повернули на север, вдоль тройной рыночной улицы, и, наконец, повернули на запад, к Голгофе»¹⁵⁹. Многочисленные зигзаги эти потребовались Мерфи О’Коннору затем, чтобы согласовать свою нетрадиционную локализацию претория Пилата с традиционным местоположением Голгофы и гробницы Иисуса. Оказывается, отвергнув часть церковной традиции, и Дж. Вилькинсон, и Дж. Мерфи О’Коннор вовсе не отказываются от другой ее части. Конечным пунктом их Виа Долороза является все тот же храм Гроба Господня. Другого направления Крестного пути английские ученые не ищут.
        Рядом с дворцом Ирода пролегала Яффская дорога и находились ворота в «первой» стене, а Иисуса, согласно Дж. Вилькинсону и Дж. Мерфи О’Коннору, и вопреки Евангелиям, повели подальше от этой оживленной дороги, на участок заброшенной каменоломни, где не были ни дороги, ни ворот. Расстояние от традиционной Голгофы до нынешней Цитадели (бывшего дворца Ирода) составляет 250 м, а до ближайшей части «первой» стены, то есть строго на юг — 200 м. «Мимоходящим», которые шли по Яффской дороге, прочесть с такого расстояния надпись на кресте было явно не под силу.
        Следует учитывать новозаветные указания, что Иисус был распят вблизи городских ворот (Ин 19:20; Евр 13:12). Следовательно, место казни находилось поблизости от ворот Генната или вблизи от «входа» во «второй» стене. При этом речь может идти об одном и том же участке, ибо ворота Генната и этот «вход» находились по соседству, и, выйдя из них, путники оказывались на одной и той же дороге.

        Древняя топография района севернее нынешней улицы Давида до сих пор достаточно не изучена. Плотная застройка этого района препятствует проведению полномасштабных археологических исследований. На основании отдельных раскопов можно предположить, что уровень городской поверхности I века находится на значительной глубине: метров 10–15, а то и более. Ближайшие раскопанные участки, как в Еврейском квартале, так и в храме Гроба Господня, в Цитадели и западнее Яффских ворот дают некоторое представление о том, как выглядел или мог выглядеть этот район в библейскую эпоху.
        Скалистые образования, открытые под храмом Гроба Господня и на территории Муристана, вероятно, продолжались к югу и непосредственно примыкали к северной линии «первой» стены и к идущей вдоль ее Яффской дороге. Можно предположить, что близ дороги находился небольшой скалистый холм, формой напоминающий человеческий череп и служивший обычным местом совершения публичных казней. Нахождение здесь такого места вполне естественно, если преторий располагался во дворце Ирода: римский наместник мог наблюдать за казнью с высоты дворцовой стены или одной из дворцовых башен.
        Напомним, что, по мнению Джоан Тейлор, в до-Никейские времена иерусалимские христиане помещали Голгофу южнее западного римского форума, то есть современного Муристана. Совпадение мнения английской исследовательницы и результатов наших изысканий скорее всего чисто случайное, ибо она основывается на предполагаемой ею «коллективной памяти» ранних христиан, а мы — на евангельских указаниях и современной археологии. И все же совпадение это весьма примечательно. Наши взгляды сходятся на одном и том же участке.
        На следующий вопрос, — имелись ли в этом районе еврейские погребения, — также можно ответить положительно. Во время археологических раскопок в Цитадели были обнаружены остатки еврейских гробниц, датируемых VIII в. до н. э. Они были очищены во II в. до н. э., когда сооружалась Хасмонейская стена, ставшая затем «первой» стеной Иосифа Флавия ¹⁶⁰. Археолог Р. Райх (Reich), ведя в 1990 г. раскопки к западу от Яффских ворот, в области некоего коммерческого центра византийского периода, близ остатков часовни обнаружил типично еврейскую гробницу, высеченную в скале ¹⁶¹.
        Вблизи пруда Амигдалон (ныне Биркет Хаммам ал-Батрак) также имелись еврейские захоронения. Иосиф Флавий несколько раз упоминает гробницу первосвященника Иоанна, расположенную в 30 локтях (т. е. всего в 13, 8 метрах) от этого пруда (Война, V, 11, 4). Не исключено, что рядом имелись и другие гробницы, принадлежавшие в том числе и высокопоставленным особам, подобным первосвященнику Иоанну. Евангельский Иосиф Аримафейский, «знаменитый член совета», относился к их числу. Следовательно, можно предположить, что среди погребений этого участка находилась и гробница Иосифа, в которую он положил тело Иисуса. Близость пруда и изобилие воды как нельзя лучше объясняют появление «сада» в рассказе евангелиста Иоанна о погребении Иисуса. Этот же сад (или сады), вероятно, окружали и гробницу первосвященника, и другие погребения этого участка. Само название пруда — Амигдалон, переводимое как «Миндальный», точнее — пруд «Миндальных деревьев» предполагает наличие в его округе миндального сада ¹⁶². О том же говорит и название близлежащих ворот Генната — «Садовых». По свидетельству Т. Левина, сады в этой части города сохранялись вплоть до XIX века, и до 1844 г. для их полива содержался небольшой водоем Bathsheba, находившийся западнее Биркет Хаммам ал-Батрак, почти рядом с Яффскими воротами ¹⁶³. Этот водоем под названием Bersabeam (Вирсавии) мы находим на венской карте Иерусалима 1728 г.¹⁶⁴ на том самом месте, которое указывает Т. Левин.
        Археологическая информация относительно Биркет Хаммам ал-Батрак очень скудная. Водоем возник здесь, по-видимому, в Иродианскую эпоху, когда был построен акведук, снабжавший его водою из Биркет Мамиллы, западнее Старого города. Существует мнение, что вначале на месте пруда располагался карьер, откуда добывался камень для строительства до-иродианской «второй» стены ¹⁶⁵. Следовательно, можем добавить мы, камни эти могли использоваться и при строительстве гробницы первосвященника Иоанна и других гробниц этого участка.
        Со строительством «третьей» стены (41–44 гг.) участок пруда Амигдалон оказался в черте города и тогда, разумеется, погребения здесь были прекращены. Но имеющиеся гробницы сохранялись, о чем свидетельствует почитаемая и позже гробница первосвященника Иоанна. Та часть Яффской дороги, которая вела от ворот Генната вдоль «первой» стены, вероятно, уже тогда сделалась городской улицей.
        Во время осады Иерусалима (70 г.) участок этот сильно пострадал: 10-й и 15-й римские легионы копали здесь рвы, строили осадные валы и возводили шанцы (Иосиф Флавий. Война, V, 11, 4). Возможно, в ходе этих работ некоторые еврейские гробницы и погребальные памятники были уничтожены. О гробнице первосвященника Иоанна говорит только Иосиф Флавий, и только в «Иудейской войне». Больше этот памятник нигде не упоминается. Логично предположить, что он был разрушен во время римской осады. Тогда получается, что и гробницу Иосифа Аримафейского могла постигнуть та же участь. То, что места распятия и погребения Иисуса исчезли еще в I веке, служит дополнительным объяснением того, почему в раннехристианской литературе нет указаний на них. Указывать было уже не на что.
        При строительстве Элии Капитолины (135 г.) римляне вновь изменили облик этого участка; хотя, по-видимому, в данном случае дело обошлось простым насыпанием земли с целью поднять поверхность до требуемого уровня. Тогда же окончательно оформилась улица, бывшая во времена Иисуса началом Яффской дороги. У римлян она предположительно называлась Декуманусом, западно-восточной улицей. Недалеко от пруда Амигдалон найдена римская колонна (ок. 200 г.) с надписью в честь легата 10-го легиона Марка Юния Максима (CIL, III, 6641).
        Строители Константина Великого (326 г.) вели работы главным образом на месте храма Афродиты-Венеры, а располагавшийся южнее его римский форум, по-видимому, не очень затронули, как и участок пруда Амигдалон. Остался в неприкосновенности и римский Декуманус, понемногу превратившийся в улицу Давида, а затем в мусульманскую улицу Тарик ал-Базар. В Средневековье Биркет Хаммам ал-Батрак окружал большой караван-сарай, а ныне — многочисленные лавки и мастерские, которые почти полностью перекрыли подходы к нему. Воды в пруде давно нет, и он используется как свалка мусора жильцами соседних домов.

        Переходим к Дамасской дороге. В данном случае подразумевается, что Иисуса вывели на казнь через ворота, находившиеся в северной части «второй» стены (называемые Иосифом Флавием Верхними) и распяли близ дороги недалеко от этих ворот.
        Дамасская дорога была весьма оживленной во все времена. По этой дороге прибывали в Иерусалим путники и караваны из Сирии и Самарии, а также многочисленные паломники, идущие в Святой город из Верхней Палестины, в частности, из Галилеи. Нет сомнений в том, что Дамасская дорога была подходящим местом для совершения публичных казней. Но повели бы на нее Иисуса и осужденных вместе с ним разбойников, находись преторий Пилата во дворце Ирода? Возможно, и повели бы, если именно на Дамасской, а не на Яффской дороге находилось обычное место публичных казней. Но еще скорее Дамасская дорога стала бы таким местом, если бы преторий Пилата находился в крепости Антонии. В этом случае место распятия оказалось бы в пределах видимости римского гарнизона Антонии и самого Пилата. Поскольку распятие производили римляне, вполне естественно, что место казни находилось поблизости от их штаб-квартиры, так сказать, в зоне визуального контроля.
        Следуя гипотезе Г. Вайтмана, Верхние ворота «второй» стены находились на линии улицы ал-Вад, недалеко от пересечения ее с Виа Долороза. Историческая топография этого участка также практически не изучена. Как и прежде описанный район, Мусульманский квартал Старого города плотно застроен, почему и избегает масштабных археологических раскопок. Судя по туннелям, прорытым археологами вдоль западной стены Храмового комплекса (в частности, по иродианской мостовой, раскопанной в «Сводчатой комнате»), можно предположить, что поверхность Иродианского города здесь на 12 м ниже нынешней поверхности. Вероятно, строители Элии Капитолины и здесь значительно подняли уровень поверхности города, поскольку основания арки Адриана (Ecce Homo в христианской традиции) и каменные плиты восточного форума всего лишь на 3,5 м ниже нынешней поверхности.
        Трудно сказать, мог ли в начале I века примыкать к Дамасской дороге (в пределах нынешнего Мусульманского квартала) некий скалистый холм, называемый Голгофой. Скальные участки здесь были, о чем свидетельствует упомянутая уже «пещера Седекии» или «каменоломня Соломона», расположенная в 120 метрах северо-восточнее улицы ал-Вад. В этой каменоломне добывался ценный белый известняк, который использовался при строительстве еще в период Первого Храма.
        Это то, что касается территории нынешнего Мусульманского квартала Старого города. Если же принять гипотезу М. Ави-Йоны, отождествившего Верхние ворота «второй» стены с нынешними Дамасскими воротами, то Голгофу и гробницу Иисуса нужно искать за пределами Старого города, к северу от него. В таком случае и англиканская «Садовая гробница» и т. н. «гробница Кондора» оказываются весьма приемлемыми местами погребения Иисуса. Они обе находятся близ исторической Дамасской дороги, — одна справа, а другая слева от нее. Хотя каждая из них отвергнута в качестве конкретной гробницы Христа, тем не менее они продолжают служить указателем дальнейших поисков. И та и другая гробницы принадлежат к числу древних захоронений и находятся на территории кладбищ, возникновение которых можно отнести к библейской эпохе.
        Упомянутый выше английский исследователь Д. Чедвик, считающий на основании ВТ Бава-Батра, 25a, неприемлемыми для погребений участки, лежавшие на запад от библейского Иерусалима, находит северное направление довольно перспективным. Как мы уже говорили, из Дамасских ворот выходили, по-видимому, две дороги: одна вела в Сихем и Дамаск, а другая в Иерихон. Это место было достаточно оживленным, чтобы римляне устраивали здесь показательные казни. Поэтому Д. Чедвик поначалу отстаивал аутентичность как «Голгофы Гордона», так и «Садовой гробницы». Впоследствии, под впечатлением критического анализа Г. Берки (Barkay), а также проведя собственные изыскания, Д. Чедвик признал «Садовую гробницу» неаутентичной, но по-прежнему отстаивает подлинность «Голгофы Гордона». При правильном месте распятия, считает он, в XIX веке установили неправильное место погребения Христа. Ныне Д. Чедвик ищет гробницу Иисуса на восточной стороне холма el-Edhemieh. «Восточный склон этого холма, — пишет он, — (фактически северо-восточный склон, поскольку открытая скала выходит на юго-восток и на северо-запад) действительно был тем местом, где во времена Иисуса совершались погребения. Этот участок располагается вдоль современной улицы Салах ад-Дина, между Израильской почтой и банкоматом Алладин (известный Иерусалимский студенческий центр), но на другой, юго-западной стороне улицы. Позади длинного ряда магазинов на западной стороне улицы Салах ад-Дина, на вершине el-Edhemieh располагается мусульманское кладбище. Холм здесь достаточно крут, чтобы на его склоне в древности высекались гробницы. Фотографии этой области, сделанные 80–100 лет назад, показывают сельскохозяйственный косогор более чем с достаточным уклоном для строительства гробницы. На этом сравнительно плодородном участке мог располагаться сад в начале I в., окружавший новую гробницу Иосифа Аримафейского, высеченную в скале на северо-восточном склоне холма el-Edhemieh. Наличие выше по улице Салах ад-Дина так называемой "Гробницы царей", т. е. иродианских погребений, возникших двадцатью годами после смерти Иисуса, свидетельствует, что области к северу и к востоку от холма el-Edhemieh считались приемлемыми для погребений в I в. н. э.»¹⁶⁶.
        Далее Д. Чедвик рассуждает о том, как должна выглядеть еще не найденная гробница Иисуса. Свои предположения английский исследователь строит, изучая уже открытые захоронения того времени и соотнося их с данными Евангелий. Он приходит к выводу, что гробница Христа являлась простеньким однокомнатным склепом с тремя лавками-лежанками по трем стенам от входа (а не двухкамерной гробницей как в храме Гроба Господня и в «Садовой гробнице»). Тело Иисуса лежало на средней лавке, как раз напротив входа так, что эта лавка была видна уже при входе в гробницу. Соображения эти, безусловно, очень интересны. Мы хотим лишь, чтобы было учтено одно немаловажное обстоятельство. Почти все древние гробницы, открытые в Иерусалиме, оказываются заполненными и даже переполненными останками покойников. Так было, в частности, с «Садовой гробницей» и «гробницей Кондора». Можно говорить с большой долей уверенности, что в окрестностях Иерусалима не существует древних одноразовых погребений. Практически все древние гробницы были семейными усыпальницами и использовались в течение нескольких поколений ¹⁶⁷. О том говорит библейское выражение «почил и приложился к отцам своим» (4 Цар 22:20; 2 Пар 34:28; Иудифь 8:3; 1 Мак 2:70; Деян 13:36).
        Поэтому и гробницу Иосифа Аримафейского, в которой он похоронил Иисуса, нужно рассматривать в качестве семейного погребального склепа, принадлежавшего роду Иосифа. Евангельские указания, что это был «новый гроб» (Мф 27:60), «где еще никто не был положен» (Лк 23:53) означают, что гробница эта была сооружена незадолго до того и еще не вошла в употребление. Иисус был первым, кого погребли в ней. Первым, но далеко не последним. Несомненно, в дальнейшем гробница эта служила местом погребения других лиц, в первую очередь Иосифа Аримафейского и представителей его семейства. Также как и другие иерусалимские погребения, гробница Иисуса не была законсервирована и продолжала функционировать. В процессе ее эксплуатации она могла претерпеть существенные переделки и перестройки, которые изменили ее первоначальный облик. Все это необходимо учитывать в поисках подлинной гробницы Христа.
        Мы прекрасно осознаем, что вряд ли удастся найти нетронутую древнюю гробницу с останками Иисуса Христа или хотя бы с неопровержимыми доказательствами, что тело Его лежало в ней. Но это не значит, что нужно опустить руки и отказаться от поисков такой гробницы. Все в руках археологов и за ними последнее слово.
        Мы переживаем знаменательный момент. Вновь как и в XIX веке, когда историческая наука и археология впервые серьезно занялись Святой землей, так и ныне множество умов полно решимости раскрыть все тайны евангельской и вообще библейской истории, вполне готовые к тому, что при этом придется ниспровергнуть устоявшиеся традиции и учредить новые.
        Исполнилась полнота времен, и мы вновь стоим на пороге больших перемен.
        В предзнаменование их и написана эта работа.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ О том же см.: Евсевий Кесарийский. Евангелические доказательства, I, 6, 65; Иероним Стридонский. Письма, 58, 3.
² Шмеман, 2003, 146; 155.
³ Цви Вербловски, 2001, 14.
⁴ Средневековые христианские паломники указывают на гробницу Иакова Праведного в Кедронской (Иосафатовой) долине, находящуюся среди других известных иудейских гробниц (ППС, 2, 206). Некоторые исследователи отождествляют эту гробницу Иакова Праведного с гробницей Садока из кумранского Медного свитка.
⁵ Mimoini, 1998, 364.
⁶ Maraval, 2002, 63–64.
⁷ Bagatti, 1982. От том, что в Капернауме дом апостола Петра превращен в церковь, первым сообщает паломник из Плацентии ок. 570 г. (CSEL, 39, 163). Но это сообщение относится к позднейшей эпохе. Найденные в «доме собраний» христианские надписи Дж. Мерфи О’Коннор датирует началом IV в., а основание здесь церкви приписывает крещеному еврею Иосифу из Тивериады, которому, согласно Епифанию Кипрскому, император Константин велел установить церкви в Капернауме и других местах Иудеи (Murphy-O’Connor, 1998, 220).
⁸ Smith, 1974; Беляев, 2001, 23–29.
⁹ Taylor, 1993.
¹⁰ Bagatti, 1982, I, 119–136; Pixner, 1990.
¹¹ По всей видимости, Сионская церковь была построена до 348 г., поскольку уже Кирилл Иерусалимский упоминает «церковь Апостолов на Сионе» (Поучения, XVI, 4).
¹² Murphy-O’Connor, 1998, 106.
¹³ Smith, 1898, 569; Taylor, 1993, 209.
¹⁴ Murphy-O’Connor, 1998, 106.
¹⁵ Taylor, 1993, 212.
¹⁶ Б. Багатти (Bagatti, 1982, II, 21–22) приводит полный список палестинских мучеников I–IV вв., где указаны имена 58 лиц (не считая анонимных мучеников), из которых в Иерусалиме пострадали только первые пять: сам Иисус, Стефан, два Иакова и Симеон. При этом о кончине первых четверых говорится в Новом Завете.
¹⁷ Перевод А. Г. Дунаева (1999).
¹⁸ Ныне улицы Тарик Баб ал-Амуд, Сук Хан аз-Зайт и Харет ан-Наби Дауд (евр.: Бейт Хабад).
¹⁹ Biddle, 1999, 60.
²⁰ Ibid., 61.
²¹ Ibid., 62.
²² Суд 19:15; 2 Цар 21:12; 2 Пар 32:6; Езд 10:9; Есф 6:9, 11; Иов 29:6; Пс 54:12; Притч 5:16; Иез 26:11; Дан 9:25.
²³ Например, на голландской карте 1639 г. (F. Quaresmius’а) — http://maps-of-jerusalem.huji.ac.il/html/jer250.htm
²⁴ Taylor, 1993, 135.
²⁵ Ibid.
²⁶ Biddle, 1999, 61.
²⁷ Ibid., 64.
²⁸ Ср.: Тов 2:3;
²⁹ Ср.: Евсевий Кесарийский. Жизнь Константина, III, 52: «святые места осквернять непотребными жертвами — поистине, великое нечестие».
³⁰ Biddle, 1999, 63–64.
³¹ La Citez de Jherusalem. Transl. C. R. Conder // PPTS, 6. London, 1896.
³² «Жизнь Константина», III, 42–43: «эта старица необыкновенного ума с быстротой юноши поспешила на Восток и с царской заботливостью обозревала дивную землю, восточные эпархии, города и селения, с той целью, чтобы совершить должное поклонение стопам Спасителя... В то же время воздвигла она поклоняемому Богу два храма: один при пещере Рождества, другой на горе Вознесения». Поездку в Палестину Елена совершила в 326 г., в глубокой старости, незадолго до своей смерти, в 327 г. Евсевий сообщает об особом внимании Елены к пещере Рождества в Вифлееме и к месту Вознесения на Елеонской горе, но не говорит, побывала ли царица-мать в прежде всех открытой гробнице Христа.
³³ Пер. В. М. Тюленева (2005).
³⁴ Лимор, 1999.
³⁵ Маккавейский, 1891, 291: «Если, по раввинскому предписанию, "камень, которым кто-нибудь был убит, дерево, на котором кто-либо был повешен, меч, которым кто-нибудь был обезглавлен, и веревка, которой кто-нибудь был задушен, должны быть погребены вместе с казненным" (Мишна. Санг., 45, 2), — то такое предписание не могло быть исполнено здесь. Погребение пречистого тела Господа Иисуса Христа совершалось благоговейными руками Его учеников, а тела двух разбойников, может быть, вовсе не имели еврейского погребения».
³⁶ Jacobus de Voragine. The Golden Legend. The Invention of the Holy Cross. Ed. by F. S. Ellis, 1900. T. 3. P. 78–82. Jacobus de Voragine. Legenda aurea. Osnabruck, 1965. P. 303–311.
³⁷ Перевод Е. Н. Мещерской («Легенда об Авгаре». М., 1984).
³⁸ Имеется и коптский вариант этой легенды, в котором честь обретения Креста приписывается царице Евдокие, супруге императора Феодосия II, которая в действительности проживала в Иерусалиме ок. 460 г. и израсходовала большие суммы на усовершенствование города. См.: Eudoxia and the Holy Sepulchre: A Constantinian Legend in Coptic. Milano, 1980. P. 151–153.
³⁹ Krauss, 1900.
⁴⁰ Krauss, 1902.
⁴¹ Впрочем, здесь сообщения латинских авторов расходятся. Упомянутый выше Паулин Ноланский ничего не говорит о храме Венеры, но пишет об изваянии Юпитера над местом страдания Христа (in loco passionis, — т. е. Голгофы) (Письма, 31, 3). Дж. Вилькинсон весьма сомневается, что Иероним точен в данном случае (Wilkinson, 1978, 185).
⁴² Teylor, 1993, 116.
⁴³ Исследователи справедливо указывают на то, что в начале II века, при строительстве Элии Капитолины христианство еще не представляло собой внушительной силы, с которой стоило бы бороться.
⁴⁴ Taylor, 1993, 134–135.
⁴⁵ «Разрушение храма Афродиты, — пишет И. Цафрир, — и строительство храма Святого Гроба знаменовало решающий этап триумфа христианства над язычеством». И далее: «Основание церквей сопровождалась обретением реликвий, которые почитали граждане и паломники, и культ которых стал неотъемлемой частью литургии в Иерусалиме» (Tzafrir, 1999).
⁴⁶ Прежде всего в летописи Назм ал-Джавахир («Венок жемчужный») (867 г.), известной на Западе также как Annales или Eutychii Historia Universalis.
⁴⁷ Лимор, 1999.
⁴⁸ Pixner, 1990.
⁴⁹ Maraval, 2002, 69.
⁵⁰ Среди оссуариев, обнаруженных в 1953 г. на Елеонской горе, при раскопках на месте церкви Dominus Flevit, имеется и такой, который содержит арамейскую надпись: «Симон бар Иона» (שמעון בר יונה), — хотя такое прочтение отчества остается спорным. Ряд ученых полагает, что этот оссуарий хранил останки апостола Петра и что «князь апостолов» умер и был погребен в Иерусалиме, а не в Риме, как утверждает церковное предание. См.: Peterson P. Peter’s Tomb recently discovered in Jerusalem.
⁵¹ Райт, 1960, 322; Biddle, 1999, 110. В частности, у гробницы Иродиадов такой камень перекатывался по специальному желобу, сделанному перед входом в гробницу. А. Клонер считает, что круглый камень имелся только у особенно почетных, часто используемых и многокомнатных гробниц, и не мог быть у гробницы Иисуса с одной-двумя погребальными лавками. См.: Kloner, 1999, 28.
⁵² Sagiv, 2004.
⁵³ Этот угол и близлежащие части каменной кладки были знакомы уже многим ученым в середине XIX в.; среди тех, кто обращался к ним: К. Шик, М. де Вогюэ, Э. Пьеротти, К. Вильсон и Ш. Клермон-Ганно. См. далее, гл. 8.
⁵⁴ Geva, 1993, 763, 779.
⁵⁵ Появилось также мнение, что стоявшее здесь римское святилище являлось Капитолием и было посвящено традиционной римской триаде: Юпитеру, Юноне и Минерве. Мнение это, однако, не получило развития.
⁵⁶ Avi-Yonah, 1993, 780.
⁵⁷ Taylor–Gibson, 1994; Беляев, 2001, 38.
⁵⁸ Broshi, 1977, 267–269.
⁵⁹ Teylor–Gibson,; 1994, 7–48; Беляев, 2001, 64.
⁶⁰ Murphy-O’Connor, 1998, 45–46.
⁶¹ Chadwick, 2003.
⁶² Ibid. О иерусалимских стенах времен Иисуса см. далее, гл. 8.
⁶³ Biddle, 1999.
⁶⁴ В частности, Додекапилон помещают на месте бывшей крепости Антонии, Трикамарон отождествляют с трехчастной аркой Ecce Homo на Виа Долороза, а Тетранимфон (т. е. «четверной Нимфеум») видят в римском храме у источника Силоам, превращенном затем в византийскую церковь. См.: Маккавейский, 1891, 234.
⁶⁵ Margalit, 1989, 48; Taylor, 1993, 116.
⁶⁶ Smith, 1908, II, 571–572. Евангелист Иоанн говорит, что арестованного Иисуса «отвели сперва к Анне, ибо он был тесть Каиафе, который был на тот год первосвященником» (18:13), что само по себе правдоподобно. Анан, сын Сета (евангельский Анна) после сложения своих первосвященнических полномочий в 15 г. н. э. продолжал оказывать огромное влияние на общественные дела. Это явствует уже из того, что первосвященниками после него становились, как правило, члены его клана, — либо родственники (как, например, зять Каиафа), либо родные сыновья, вплоть до Анана Младшего в 62 г. (Иосиф Флавий. Древности, XX, 9, 1).
⁶⁷ Заметим, что Бордосский путник пишет о столбе бичевания в доме Каиафы, когда, согласно Евангелиям, Иисуса бичевали не в доме первосвященника, а в претории Пилата. Но Иероним Стридонский в жизнеописании блаж. Павлы, а также и паломница Эгерия (Сильвия), посетившая Иерусалим ок. 385 г., также говорят о столбе бичевания Господа на Сионе (CSEL, 39, 88).
⁶⁸ Там же, 39–40.
⁶⁹ Кесарийская надпись Пилата, I в. н. э. (AE, 104).
⁷⁰ Ср. Иосиф Флавий. Война, II, 9.3; 14.8.
⁷¹ Кстати, Лука — единственный из евангелистов, который не называет место суда Пилата и бичевания Иисуса преторием. Возможно, это место было известно ему именно как «лагерь», «крепость». В таком случае стоит присмотреться к некоторым деталям, сообщаемым Лукой об этой крепости: в нее вела высокая лестница (avnabaqmou,j — Деян 21:35), причем непосредственно от храмового двора, так что Павел, стоя на ступенях этой лестницы, обращался с речью к народу, собравшемуся в Храме. Несомненно, речь идет о крепости Антонии, в которой постоянно пребывал римский отряд и из которой в храмовые галереи спускались по лестницам (Иосиф Флавий. Война, V, 5, 8)
⁷² Заметим, однако, что евангелисты ни о каком изнеможении ведомого на казнь Иисуса не говорят (тем более о его падении или падениях по пути на Голгофу, — это позднейшая легенда). И все же можно предположить, что на Симона Киринеянина крест был возложен потому, что после бичевания Иисус был не в состоянии нести его сам, как то полагалось приговоренному к распятию.
⁷³ Др.-евр.: gulgoleth (Суд 9:53; 4 Цар 9:35).
⁷⁴ См., например: Conder, 1909, 152–153.
⁷⁵ Маккавейский, 1891, 194.
⁷⁶ В дальнейшем Иоанн упоминает также садовника, в ведении которого был этот сад с гробницей (20:15).
⁷⁷ На показательные и таинственные совпадения отдельных фраз и выражений в Евангелиях от Луки и от Иоанна обратил внимание еще Э. Ренан.
⁷⁸ В апокрифическом Евангелии от Петра этому саду и даже самой гробнице присвоено название: «сад Иосифа» (6.24).
⁷⁹ Conder, 1909, 153. См. также: http://www.godrules.net/library/lifetimes/lifetimes97.htm. Сам Ч. Кондор рассматривал в качестве места погребения Иисуса одну из гробниц, обнаруженных в 1881 г. в 250 м к северу от Дамасских ворот, западнее улицы Дерех Шхем. Ibid., 155–158.
⁸⁰ Tvedtnes, 1981.
⁸¹ Murphy-O’Connor, 1998, 141.
⁸² Barkay, 1986, 50.
⁸³ Chadwick, 2003.
⁸⁴ Уайетт М. Н. Ковчег Завета. История исследования. — http://home.lipetsk.ru/~wyatt/aoc_find_1.htm.
⁸⁵ Dictionary, 1907, I, 655.
⁸⁶ Martin, 1992.
⁸⁷ Райт, 1998, 319–320.
⁸⁸ Wilkinson, 1978, 121–123; Geva, 1993, 784; Murphy-O’Connor, 1998, 126.
⁸⁹ Дом Каиафы также достался христианам в разрушенном состоянии, о чем сообщает Пруденций в «Книге гимнов» (CL, 60, 1439; 1444). Позже на его месте была построена церковь ап. Петра.
⁹⁰ В «Чине богослужения на Великую Пятницу», греческом памятнике IX–X вв., упоминается «святая София на Лифостротоне». См.: Маккавейский, 1891, 127.
⁹¹ Kpoll, 1980, 448.
⁹² На Медебской карте Иерусалима, представленной нами (рис. 9), эти два дома отмечены номерами 28 и 29.
⁹³ Kpoll, 1980, 448.
⁹⁴ Pullan, 2000. Хотя уже в конце IV в. из традиционного маршрута выпала Храмовая гора: Эгерия и другие пилигримы о ней ничего не говорят, а на Медебской карте ей отведено оскорбительно ничтожное пространство. Полагают, что Церковь сознательно пренебрегала Храмовой горой после попытки евреев возродить свой Храм при императоре Юлиане.
⁹⁴ В то же время дом Каиафы Даниил, так же как и его предшественники, поместил на Сионской горе.
⁹⁶ Улицей Иосафата во времена крестоносцев называлась нынешняя улица св. Стефана (Тарик Баб Ситти Марйам), ведущая от ворот Иосафата (ныне ворот св. Стефана или Львиных ворот) на запад и переходящая в Виа Долороза (Тарик ас-Сарай).
⁹⁷ Карты Иерусалима периода крестоносцев впервые изображают прямую улицу под названием via или vicus ad porta Iosaphat, пролегающую от ворот Иосафата и церкви св. Анны к храму Святого Гроба. Уже одно это предполагает традицию церковного шествия по этому маршруту. На Медебской карте, как говорилось, нет ничего подобного.
⁹⁸ Олесницкий, 1875, I, 164–177; Маккавейский, 1891, 133–134.
⁹⁹ Kroll, 1980, 445.
¹⁰⁰ Wilkinson, 1978, 142.
¹⁰¹ Sagiv, 2004.
¹⁰² Маккавейский, 1891, 109.
¹⁰³ В сирийском варианте легенды об обретении Святого Креста говорится, что царица Протоника, прибыв в Иерусалим, также остановилась во дворце Ирода.
¹⁰⁴ Avigad–Geva, 1993, 743.
¹⁰⁵ Murphy-O’Connor, 1998, 33.
¹⁰⁶ Vincent–Stéve, 1954; Kroll, 1980, 463.
¹⁰⁷ Avigad–Geva, 1993, 743. Другой израильский ученый Т. Сагив доказывает, что локализация Антонии на месте медресе ал-Омария ошибочна и что настоящая крепость находилась южнее, на месте Мечети Омара (Куббат ат-Сахра). См.: Sagiv, 1996.
¹⁰⁸ Murphy-O’Connor, 1998, 33; 35–36.
¹⁰⁹ Тацит и Кассий Дион также говорят о трех стенах Иерусалима во время осады 70 г., но несколько иначе. «За первой линией укреплений был город, за следующей — дворец (regia), а храм — еще за одной внутренней стеной», — пишет Тацит (История, V, 8, 1; ср. V, 11, 3). «Этот город (Иерусалим) имел три стены, включая ту, которая окружала храм», — читаем у Кассия Диона (Римская история, 66, 4). Таким образом мы видим, что греко-римские авторы знали одну городскую стену Иерусалима, и, вдобавок к ней — отдельные стены, окружавшие дворец (дворец Ирода? Антонию?) и храм. Кроме того Тацит сообщает, что иудеи возвели городские укрепления при Клавдии (История, V, 12, 2), из чего можно заключить, что историк полагал, будто Иерусалим оставался без стен со времени разрушения их Помпеем Великим в 63 г. до н. э.
¹¹⁰ Avigad–Geva, 1993, 725.
¹¹¹ Broshi, 1999, 5–7.
¹¹² Shilon, 1993, 706. Мысль эта открыла возможность проведения всевозможных параллелей между библейскими стенами и башнями Иерусалима и «первой» стеной Иосифа Флавия. Предполагается, например, что башня Гиппика была построена на месте древней башни Хананеля, упоминаемой в Иер 31:38 и Зах 14:10. Ворота Генната («Садовые») связываются с упоминаемым в Maasseroth 2, 5, «Садом роз» (Ginnath Veradim), расположенным к западу от Храмовой горы, и отождествляются с Угловыми воротами в 4 Цар 14:13; Иер 32:38 или со Старыми воротами в Неем 3:6; 12:39
¹¹³ Avigad–Geva, 1993, 736; 744.
¹¹⁴ Broshi, 1999, 7.
¹¹⁵ В источниках, правда, содержатся разные данные на этот счет. Страбон говорит, что Иерусалим имел более 50 стадиев в окружности (География, XVI, 2, 36); у Тимохара говорится о 40 стадиях; Сирийский землемер называет лишь 27 стадиев (Евсевий Кесарийский. Приуготовление к Евангелию, IX, 35; 36).
¹¹⁶ М. Ави-Йона определяет длину «первой» стены около 3800 м, окружность Иерусалима после постройки «третьей» стены — 5550 м (Avi-Yonah, 1956, 319).
¹¹⁷ Avigad–Geva, 1993, 745.
¹¹⁸ Avigad–Geva, 1993, 736; Geva, 1993, 761.
¹¹⁹ Расстояние до Елеонской горы Иосиф Флавий указывает точнее, чем Лука в Деяниях апостолов 1:12.
¹²⁰ Правда, не все расстояния, указываемые Иосифом Флавием, столь же точны. Так, например, он пишет, что от Иерихона до Мертвого моря насчитывается 300 стадиев (Древности, XV, 6, 2), т. е. 55,5 км, тогда как на самом деле — 11 км. От Иерусалима до Аскалона он насчитывает 520 стадиев (96,2 км) (Война, III, 2, 1), а на самом деле — 65 км. О достоверности данных Флавия см.: Broshi, 2000
¹²¹ Geva, 1993, 745.
¹²² Avigad–Geva, 1993, 736. Этот «верхний рынок» упоминается у Иосифа Флавия (Война, II, 14, 9; 15, 2; 16, 2).
¹²³ Эти фрагменты древней каменной кладки отмечены на уже упомянутой историко-топографической карте Иерусалима А. Кюммеля (1904 г.). См. также: Олесницкий, 1875, I, 459–462.
¹²⁴ Pierotti, 1869, 160; Vogüé, 1864, 117–120; Sepp, 1873, I, 226–230; ППС, 7, 120–121; 122–129; 134–135.
¹²⁵ Арх. Антонин, 1884, 13–38; Шик, 1884, 40–44.
¹²⁶ Шик, 1884, 46–47.
¹²⁷ Vincent–Abel, 1914, 40–69.
¹²⁸ Corbo, 1981, vol. 1, 115–117.
¹²⁹ Avigad–Geva, 1993, 736; Geva, 1993, 762–763.
¹³⁰ Murphy-O’Connor, 1998, 55–57.
¹³¹ Avigad–Geva, 1993, 736.
¹³² См. выше, прим. 110.
¹³³ Wightman, 1993.
¹³⁴ Avi-Yonah, 1968, 122–125; Avigad–Geva, 1993, 736.
¹³⁵ Lewin, 1861, 125.
¹³⁶ Из числа других предложенных конфигураций «второй» стены наименее убедительная представлена в книге Дж. Вилькинсона. Здесь «вторая» стена берет начало на месте нынешней церкви Редемер, где помещены ворота Генната, идет по улице Сук Хан аз-Зайт до Дамасских ворот, и затем, поворачивая на восток и на юг, совпадает с нынешней стеной Старого города, вплоть до того места, где стена эта примыкает к Храмовому комплексу (Wilkinson, 1978, 64, Ill. 50). Такая «вторая» стена не только не «восходит» к крепости Антонии, но и вовсе обходит ее. К счастью, Дж. Вилькинскон признается, что предложенная им конфигурация «является чистой догадкой и вполне может быть неправильна» (там же, 146).
¹³⁷ Kroll, 1980, 494–495.
¹³⁸ Broshi, 1999, 7.
¹³⁹ Из слов Флавия, что водопровод шел к башни Гиппика, т. е. по направлению к дворцу Ирода, можно заключить, что водопровод этот подавал воду в пруд Амигдалон (Биркет Хаммам), расположенный как раз против дворца Ирода (Цитадели). Однако есть больше оснований считать, что водоем Амигдалон снабжался водою посредством акведука из Биркет Мамиллы, западнее Яффских ворот, — так же, как и в Турецкий период.
¹⁴⁰ Упомянутый в прим. 136 Дж. Вилькинсон в дополнение к надуманной им «второй» стене нарисовал сетку городских улиц Иерусалима Иродианской эпохи, которые у него получились прямыми и пересекающими друг друга под прямыми углами (Wilkinson, 1978, 53, Ill. 37). Постоянно сталкиваясь с противоуказаниями источников, английский автор предпочитает считать их неверными (там же, 64–65).
¹⁴¹ The new Encyclopedia of archaeological excavation in the Holy Land. Jerusalem–N.-Y., 1992–1993. P. 718.
¹⁴² Олесницкий, 1886, 16–18; Маккавейский, 1891, 271.
¹⁴³ Арх. Антонин, 1884, 26; Шик, 1884, 46.
¹⁴⁴ Шик, 1884, 44–45 (В очевидном противоречии с данными Иосифа Флавия насчет местоположения Акры — Б. Д.).
¹⁴⁵ Маккавейский, 1891, 273 (цит. в сокращении). Ср.: Олесницкий, 1886, 6.
¹⁴⁶ Geva, 1993, 762–763.
¹⁴⁷ Tobler, 1853, I, 106–108; Sepp, 1873, I, 197; 224; Маккавейский, 1891, 242–243.
¹⁴⁸ Одни из ворот Храмового комплекса (Харам аш-Шарифа) так же с эпохи Средневековья носят название Баб ал-Хадид (Железные ворота).
¹⁴⁹ Alliata–Kaswalder, 1995, 224.
¹⁵⁰ Маккавейский, 1891, 237–238.
¹⁵¹ Vincent–Abel, 1914, 22–23; ср.: Schick, 1904, 167.
¹⁵² Vincent–Abel, 1914, 23.
¹⁵³ Alliata–Kaswalder, 1995, 240.
¹⁵⁴ Ibid., 236.
¹⁵⁵ Ibid., 245.
¹⁵⁶ Олесницкий, 1875, I, 445–447.
¹⁵⁷ Эта ложбина хорошо видна на плане Иерусалима у Durbin, 1845, I, 227.
¹⁵⁸ Wilkinson, 1978, 150.
¹⁵⁹ Murphy-O’Connor, 1998, 36.
¹⁶⁰ Ibid., 18.
¹⁶¹ Geva, 1993, 784.
¹⁶² Хотя существует мнение, что Флавиев Амигдалон имеет в основе искаженное еврейское мигдаль («башня»). См.: Murphy-O’Connor, 1998, 61.
¹⁶³ Lewin, 1861, 131.
¹⁶⁴ http://maps-of-jerusalem.huji.ac.il/html/jer053.htm
¹⁶⁵ Murphy-O’Connor, 1998, 61.
¹⁶⁶ Chadwick, 2003.
¹⁶⁷ Magness, 2005, 122.

ЦИТИРУЕМАЯ И СПРАВОЧНАЯ ЛИТЕРАТУРА

Арх. Антонин, 1884 — Сообщения отца Архимандрита Антонина (1883 г.) // ППС, 7, 1–38.

Беляев, 2001 — Беляев Л. А. Христианские древности. Введение в сравнительное изучение. СПб, 2001.

Лимор, 1999 — Лимор О. Христианская святость и еврейский авторитет // Вестник Еврейского Университета № 2(20), 1999. С. 181–215

Маккавейский, 1891 — Маккавейский Н. К. Археология истории страданий Господа Иисуса Христа. Киев, 1891.

Олесницкий, 1875 — Олесницкий А. Святая земля. Т. I–II. Киев, 1875–1878.

Олесницкий, 1886 — Олесницкий А. По вопросу о раскопках 1883 г. на Русском месте в Иерусалиме // Зап. Имп. Русск. археол. общ-ва. Т. 2. С. 187–245.

Райт, 1960 — Райт Дж. Э. Библейская археология. Пер. с англ. А. Чех. М., 1960

Ростовцев, 1912 — Ростовцев М. И. Русская археология в Палестине // Христианский Восток. СПб., 1912. Т. I. Вып. III.

Шик, 1884 — Объяснительная записка К. Шика к составленным им планам и разрезам // ППС, 7, 39–56.

Шмеман, 2003 — Шмеман А. Введение в литургическое богословие (диссертация 1959 г.). Киев, 2003.

Цви Вербловски, 2001 — Цви Вербловски Р. Дж. Значение Иерусалима для евреев, христиан и мусульман. Иерусалим, 2001.

Alliata–Kaswalder, 1995 — Alliata E., Kaswalder P. La Settima Stazione della Via Crucis e le mura di Gerusalemme // LA, 45, 1995. P. 217–246.

Avigad–Geva, 1993 — Avigad N., Geva H. Jerusalem. The Second Temple period // The new Encyclopedia of archaeological excavation in the Holy Land. Jerusalem–N.-Y., 1992–1993 (Далее: NEAEHL). T. 2. P. 717–756.

Avi-Yonah, 1954 — Avi-Yonah M. The Madaba Mosaic Map. Jerusalem, 1954.

Avi-Yonah, 1956 — Avi-Yonah M. Book of Jerusalem, I. Jerusalem 1956 (на иврите).

Avi-Yonah, 1968 — Avi-Yonah M. The Third and the Second Wall of Jerusalem // IEJ, 18 (1968), 122–5.

Avi-Yonah–Geva, 1993 — Avi-Yonah M., Geva H. Jerusalem. The Byzantine period // NEAEHL. T. 2. P. 768–785.

Bagatti, 1982 — Bagatti B. Alle origini della Chiesa. Vol. I–II. Tübingen, 1982.

Barkay, 1986 — Barkay G. The Garden Tomb — Was Jesus Buried Here? // Biblical Archaeology Review, 12, 1986, № 2. P. 40–57.

Biddle, 1999 — Biddle M. The Tomb of Christ. London, 1999.

Broshi, 1977 — Broshi М. Evidence of Earliest Christian Pilgrimage to the Holy Land Comes to Light in Holy Sepulchre Church // Biblical Archaeology Review. Dec. 1977.

Broshi, 1999 — Broshi М. The archaeological of Palestine 63 BCE – CE 70 // The Cambridge History of Judaism. Ed. W. Horbury, W. D. Davies, J. Sturdy. Cambridge, 1999. Vol. 3. P. 1–37.

Brochi, 2000 — Broshi M. The Credability of Josephus, 2000.

Chadwick, 2003 — Chadwick J. R. Revisiting Golgotha and the Garden Tomb, 2003.

Coüasnon, 1977 — Coüasnon C. The Church of the Holy Sepulchre in Jerusalem. London, 1977.

Conder, 1909 — Conder C. R. The city of Jerusalem. London, 1909.

Dictionary, 1907 — Dictionary of Christ and the Gospels. Ed. J. Hastings, J. A. Selbie, J. C. Lambert. Vol. I–II. N.-Y., 1907.

Durbin, 1845 — Durbin J. P. Observation in the East chiefly in Egypt, Palestine, Syria and Asia Minor. Vol. I–II. N.-Y., 1845.

Germano, — Germano M. P. Golgotha! Calvary and the Elusive Tomb of Jesus of Nazareth.

Geva, 1993 — Geva H. Jerucalem. Roman Period // NEAEHL. T. 2. P. 758–767.

Kloner, 1999 — Kloner A. Did a Rolling Stone Close Jesus’ Tomb? // Biblical Archaeology Review 25, no. 5 (September/October 1999).

Krauss, 1900 — Krauss S. Eine jüdische Legende von der Auffindung des Kreuzes // JQR. 1900 N 12. S. 718–731.

Krauss, 1902 — Krauss S. Das Leben Jesu nach Jüdischen Quellen. Berlin, 1902.

Kroll, 1980 — Kpoll G. Auf Den Spuren Jesu. Stüttgart, 1980.

La Citez, 1896 — La Citez de Jherusalem. Transl. C. R. Conder // PPTS, 6. London, 1896.

Lewin, 1861 — Lewin T. Jerusalem. A sketch of the City and Temple from the earliest times to the siege by Titus. London, 1861.

Magness, 2005 — Magness J. Ossuaries and the burials of Jesus and James // Journal of Biblical Literature, 124/1 (2005) P. 121–154.

Maraval, 2002 — Maraval P. The Earliest Phase of Christian Pilgrimage in the Near East (before the 7th Century) // Dumbanton Oaks Papers, No. 56.

Martin, 1996 — Martin E. L. Secrets of Golgotha: The Lost History of Jesus’ Crucifixion. Second Edition. Portland, 1996.

Martin, 1992 — Martin E. L. Updated Information on the Crucifixion of Jesus, 1992.

Mimoini, 1998 — Mimouni S. Le judeo-christianisme ancien. Essais historiques. Paris, 1998.

Murphy-O’Connor, 1998 — Murphy-O’Connor J. The Holy Land: An Oxford Archaeological Guide from Earliest Times to 1700. 4-th ed. Oxford–N-Y., 1998.

Pierotti, 1869 — Pierotti E. Topographie ancienne et moderne de Jerusalem. Lausanne, 1869.

Pixner, 1990 — Pixner B. Chruch of the Apostles found Mt. Zion // Biblical Archaeological Review, 1990, № 3.

Pullan, 2000 — Pullan W. The Representation of the Late Antique City in the Madaba Map The Meaning of the Cardo in the Jerusalem Vignette // Studium Biblicum Franciscanum. Jerusalem, 2000.

Sagiv, 1996 — Sagiv T. Temples of Mount Moriah. 1996; Sagiv T. The Hidden Secrets of the Temple Mount. 1996.

Sagiv, 2004 — Sagiv T. Determination of the location of the Temple based on the angle of sight of Agrippa II, 2004.

Sepp, 1873 — Sepp J. Jerusalem und das Heilige Land. Bd. I–II. Schaffchausen, 1873.

Shilon, 1993 — Shilon Y. Jerusalem. The Early periods // NEAEHL. T. 2. P. .

Smith, 1908 — Smith G. A. Jerusalem. The topography, economics and history from the earliest times to A. D. 70. Vol. I–II. London, 1908.

Taylor, 1993 — Taylor J. E. Christians and the Holy Places: The Myth of Jewish-Christian Origins. Oxford, 1993.

Taylor–Gibson, 1994 — Taylor J. E.; Gibson Sh. Beneath the Church of the Holy Sepulchre, Jerusalem. London, 1994.

Tobler, 1853 — Tobler T. Topographie von Jerusalem und seinen Umgebungen. Bd. I–II. Berlin, 1853–54.

Tvedtnes, 1981 — Tvedtnes J. A. Archaeological evidences for the Garden Tomb. Jerusalem, 1981.

Tzafrir, 1999 — Tzafrir Y. The Holy City of Jerusalem in the Madaba Map // Studium Biblicum Franciscanum. Jerusalem, 1999.

Vincent–Abel, 1914 — Vincent L.-H.; Abel E.-M. Jerusalem: Recherches de topographie, a’arheologie et d’histoire. Vol. 2: Jerusalem nouvelle. Paris, 1914–1926.

Vincent–Stéve, 1954 — Vincent L.-H.; Stéve M. A. Jérusalem de l’Ancient Testament. 2 Bd. 1954–1956.

Vogüé, 1864 — M. de Vogüé. Le Temple de Ierusalem. Paris, 1864.

Warren–Conder, 1884 — Warren C.; Conder C. R. The Survey of Western Palestine. London, 1884.

Wightman, 1993 — Wightman G. J. The Walls of Jerusalem. From the Canaanites to the Mamluks. Sydney, 1993.

Wilkinson, 1978 — Wilkinson J. The Jerusalem as Jesus knew it: Archaeology as Evidence. London, 1978.

White, 1989 — White B. A Special Place: The Story of the Garden Tomb. Jerusalem, 1989. 15.


	©2006